[araphel]

* Название: Момент истины
* Автор: Araphel
* Фандом: Сверхъестественное (Supernatural)l
* Бета: Юленька
* Жанр: ангст, POV
* Рейтинг: R
* Статус: Закончен
* Действующие лица: Аластар, Дин, Сэм
* Дисклеймер: Все права на Суперов принадлежат Эрику Садомазовичу Крипке.
*Предупреждение: Немного жестоко. Спойлерно лишь для тех, кто не досмотрел до 4,16 .

Кап… кап… кап…
Время в форме капель. Сколько проходит между двумя падениями – минута или мгновенье? В любом случае, остается ждать. Если твоя жизнь бесконечна, есть ли смысл считать секунды? Но если ты в ловушке, то все видится несколько иначе. Кто бы мог подумать, что мгновение – это так долго? Именно сейчас, невольно задумываешься о вечности.
Что хуже: вечная жизнь в Аду или ад вечной жизни?

Он не помнил, когда это началось, когда стал демоном, потеряв остатки человечности. А может был создан для этой цели изначально? Кто знает? Наверное, лишь Отец, но ему давно нет дела до его детей.
Он потерял счет времени, потерял счет истерзанным душам, да и считал ли их? Зачем? Низкие, трусливые, подлые, мелочные душонки - они мало чем отличались друг от друга, разве что сроком, по истечении которого соглашались, нет, даже жаждали, стать такими как он. А может, были такими изначально? Одни подхватывали тесак сразу же, не торгуясь, радостно хохоча, предвкушая безнаказанную жестокость, другие соглашались из трусости, едва оказавшись на дыбе, третьи – в расчете на какие-то выгоды. Героев не было… Такие люди в Преисподней не оказываются. Все находящиеся здесь - предатели, насильники, убийцы, лгуны. Не много чести обратить такую душу. Они были мертвы давно, еще при жизни. А кому интересна мертвая душа?
Главному Дознавателю Преисподней было скучно. Невыносимо скучно уже целую вечность.


Кап… кап… кап…
Капля за каплей падает вода на меловую линию, медленно, но верно разрушая ловушку. Счастливая случайность или услуга неведомого крылатого «доброжелателя»? Аластар презрительно кривится – Небесное воинство может пыжиться сколько угодно, но пока на свете существует безалаберность, глупость и предательство, Ад будет торжествовать. Зло неистребимо, ибо оно не в Преисподней. Оно в самих людях. И в ангелах, как оказалось, тоже.

Дознаватель знал, что многие демоны стремятся наверх, и относился к этим коротким вылазкам с презрением – слишком много хлопот с «тушкой» ради одного-двух убийств. Слишком много возни с разрешениями, выслеживанием жертвы и совсем не те масштабы. Однако нехватка свежих впечатлений, жажда чего-то нового, время от времени гнала Аластара наверх, на землю. И тогда он отправлялся разогнать тоску.
По-настоящему ему удалось поразвлечься лишь однажды - в средние века, в эпоху Возрождения. Или это было чуть раньше? Неважно. В тот раз Аластар пробыл на Земле довольно долго. Он сменил не одну «тушку» во время своего путешествия по Европе, точнее, по застенкам Святой Инквизиции. Это было забавно и восхитительно в своем цинизме – истязать людей во славу самого Господа. Признаться, поначалу он изо дня в день ожидал, что грянет гром, небо вспыхнет зарницами и с Небес спустится если не Сам, то его верные Ангелы, чтобы остановить это безумие. Но, видимо, небесам было не до жалких людишек, погрязших в грехах и благочестии и переставших отличать одно от другого. Это было настоящее пиршество крови, боли, страха.
Аластар многому научил людей, но еще большему научился сам. Жестокость этих божьих творений изумляла даже его. То что они делали друг с другом: рвали на части, кромсали, жгли, с какой готовностью дети предавали родителей, мужья оговаривали жен… Это очень напоминало Ад. Он даже не ощущал нехватки запаха крови и горелой плоти, криков и стонов – здесь этого было в избытке. Все как дома.
Остаток своего первого пребывания на Земле Аластар провел в «шкурке» Торквемады, после чего в Аду его стали величать Великим Инквизитором Преисподней. Это стало еще одним развлечением – благословлять все происходящее от имени церкви.
В целом, Главный Дознаватель неплохо повеселился и, вернувшись, взялся за работу с былым еще большим энтузиазмом. Хотя надолго его не хватило – вскоре все стало казаться таким же тоскливым и однообразным. Кстати, в Аду, сеньор Торквемада уже не проявлял такой приверженности вере и Богу. Впрочем, Аластара это не удивило, времени на Земле хватило, чтобы хорошо узнать человеческую природу.
Позже он еще несколько раз выбирался наверх, по- большей части, во время разных войн, как он это называл «для обмена опытом». Это было интересно, можно даже сказать - освежающе. Человечество явно шагало вперед по пути к самоуничтожению. Демон вспоминал былое удовольствие, которое получал, терзая живую горячую плоть. Но не меньше самого процесса пыток, ему нравилось проверять, что готовы вынести его жертвы. Какие муки ради чего-то высшего, ради неведомой глупой идеи, которую теперь даже не пытались привязать к божественному, они готовы принять. Это было интересно, этого не было в Аду – такие души там не оказываются. Впрочем, и это вскоре наскучило – человеческая плоть так хрупка и слаба – не успеешь войти во вкус, а работать уже и не с кем.
Эти вылазки убедили Дознавателя лишь в одном: особых усилий по устройству конца света не потребуется. Зачем? Ведь люди и так прекрасно справляются: с таким энтузиазмом уничтожают друг друга, что Апокалипсис организуют сами. Им не надо помогать, достаточно просто не мешать.


Кап… кап… кап…
Ожидание. Что может быть хуже? Пожалуй, стоит это учесть в дальнейшем, и чаще использовать в работе. Оно изматывает, изводит, причиняет почти физическую боль. Ожидание отвратительно, особенно если от тебя ничего не зависит. Однако порой оно вознаграждается, даже если поначалу все видится совсем в ином свете.

Помочь Азазелю в его безумном плане, Аластар тоже согласился исключительно от скуки.
Как ни странно, оказалось, что дело того стоило. Уже хотя бы потому, что Азазелю удалось заполучить Джона Винчестера. Охотник был силен. И он был героем, именно таким, какими их изображают в легендах - безжалостными, бессердечными ублюдками, движущимися к своей цели, но умудряющимися оставаться разборчивыми в способах ее достижения. Дознаватель даже не ожидал, что такие еще остались. Винчестер продержался целых сто лет, и это при том, что в Аду было не счесть желающих поквитаться с охотником. Слишком многих Джон отправил сюда. Это впечатлило Великого Инквизитора настолько, что последние двадцать лет он занимался Джоном лично. В течение несколько лет, перед тем, как открылись Адские врата и Джону удалось ускользнуть, они во время встреч вели философские беседы . Даже сами «встречи» происходили уже скорее из уважения к традиции и любви к процессу, чем от желания сломать упрямого охотника. Аластар любил порассуждать, а Джон умудрялся отвечать. Демон даже стал испытывать к охотнику некое подобие уважения, что, впрочем, не мешало раскалять щипцы и использовать другие инструменты. Когда Винчестеру удалось вырваться, Главный Дознаватель испытал облегчение, досаду и ярость одновременно – это был его первый проигрыш. Это было неприятно, даже не так – это бесило, вызывало ярость. И в тоже время это было что-то новое в череде однообразных дней, лет, веков.
Но последнее слово все же осталось за Инквизитором – он сказал Джону, что его первенец пошел по стопам отца. Воспоминания о крике боли и отчаяния, когда Винчестер понял что ждет его старшего сына, скрасили ожидание – прежде Аластару не удавалось причинить Винчестеру ТАКУЮ боль.


Кап… кап… кап…
Каждая капля приближает его к реваншу, к свободе. Лишь лишившись ее, можно постичь ее прелесть. Все познается в сравнении.

Отец действительно был героем, способным выдержать многое. Но его сила и выдержка были следствием закаленности души, точнее, ее очерствелости и ожесточенности. И этим она мало чем отличалась от тех, которые прежде попадал в руки Главного Дознавателя. Да, Винчестер не был насильником и негодяем, во всяком случае, в отношении людей. Однако, годы, проведенных в поисках убийцы жены, ожесточили его душу, наполнили горечью и ненавистью, а это ее иссушает. В ней не осталось места для нежности, сострадания, жалости, любви. Ни для кого.
Даже своими детьми Джон дорожил, как дорожат любимым оружием. О, он любил сыновей, возможно, именно это чувство не позволило угаснуть искре жизни и света в его душе. Но эта его любовь была похожа скорее на стелу с выбитыми на ней словами, нежели на живые человеческие чувства. Его любовь не знала снисхождения и сострадания. Иначе, он не обрек бы парней на жизнь не то охотников, не то дичи, не выдернул бы сына чуть ли не из врат Рая , только для того, чтобы поставить перед выбором, который в любом случае просто не мог быть правильным.
Все это Аластар понял, едва увидев Дина Винчестера, заглянув в его глаза.


Кап… кап… кап…
Он просто слышит, как Дин лишается последних сил, жаль, что не он это начал – Ангелы опередили его, зато закончит именно он, Аластар. И все чего сейчас хочется, чтобы ловушка разрушилась скорее, до того, как его любимая игрушка станет совершенно бесполезной.

Это был особый гость, и Главный Дознаватель занимался им лично – от его успеха зависело очень многое. Впрочем, политика мало интересовала демона, ему давно не было дела до Отца и жалких презренных людишек. Но даже не будь Дин таким важным «клиентом», Аластар не обошел бы его вниманием. Ему было любопытно, какими же должны быть сыновья таких отцов как Джон Винчестер. Он быстро понял, какое сокровище оказалось в его руках и собирался насладиться им сполна.
Дело оказалось не только в том, что мальчишка был красив. Красавцев здесь побывало немало: они легко продавали душу в обмен на вечную молодость, а, оказавшись в Аду, также легко ломались, стоило лишь поднести к смазливому личику раскаленную кочергу.
Дин являл собой то, что Великий инквизитор уже отчаялся найти –человеком с живой душой, полной чувств и эмоций, и твердых убеждений, быть может, даже более твердых, чем у его отца. Эта душа умела любить и сострадать, а значит, ее можно было заставить страдать. А внутренняя сила, доставшаяся в наследство от папаши, наверняка не позволит быстро сдаться. Невероятное сочетание! Шанс, выпадающий раз в тысячу лет – уж Аластар это знал. Мятущаяся, трепещущая, и уже достаточно измученная душа, что может быть восхитительнее?
Дин отличался от всех, с Дознаватель имел дело раньше, начиная с выразительных ясных глаз, в которых отражались все чувства как бы он не пытался их скрыть, и заканчивая тем, что в агонии он звал и молил о помощи не Бога и не отца. Дин звал брата.
Впервые за долгое время Аластар почувствовал вкус к жизни.
Этот Винчестер оправдал ожидания демона, даже более чем. Он был силен и упрям, мало чем уступая этими качествами отцу. Испытывая нечеловеческие муки, Дин держался. Казалось, он уже на грани и достаточно одного рывка, или удара, или поворота ножа, чтобы он сломался… Но что-то словно щелкало в нем и в ответ слышалось «нет». Это лишь больше распаляло. Здесь было что ломать. И миг, когда мальчишка возьмется за тесак, чтобы сойти с дыбы, можно будет считать истинной победой. Настоящим триумфом.
Он испробовал на Дине все способы причинения боли, что были придуманы на Земле и под землей. И изобрел пару десятков новых. Порой, он отдавал охотника его же бывшим жертвам, которые до сих пор боялись встретиться взглядом со своим пленником, и первым делом лишали его этой воображаемой силы. Ни терпения, ни мастерства! Что эти твари понимали в высоком искусстве причинения боли, в дегустировании, смаковании страданий? Ничего, в отличие от Аластара. Душа не может потерять сознание, и в этом вся прелесть. С Дином он впервые понял смысл этого весьма поэтического выражения «Глаза – зеркало души». Аластар всегда оставлял их напоследок – в них было так много…


Кап… кап… кап…
Переполняется чаша ненависти. Ненависти за те желания, что пробудил в нем упрямый охотник, за то, что снова и снова заставлял почувствовать бессилие.

Дин оказался подлинным сокровищем. Сам того не ведая, молодой охотник не просто развеял скуку, снедающую его палача – он подарил тому нечто совершенно новое, неизведанное.
Уничтожать красоту, лишать жизненных сил – это всегда нравилось Инквизитору, но неожиданно для себя, демон познал еще большее наслаждение – разорвав жертву на части, уничтожив, собрать ее вновь. Возродить. В эти минуты Аластар чувствовал себя творцом. И каждый раз, в конце смены, предлагая молодому Винчестеру избавление от дыбы, если он согласится терзать грешников, Главный Дознаватель в тайне надеялся, что тот откажется. И тот его не разочаровывал.
Процесс созидания был так сладок, так завораживающ, но однажды он стал мучительным.
Раз за разом, день за днем, год за годом демон создавал, творил Дина, но каждый раз это было лишь воссоздание. Это злило, приводило в ярость. Разрушая парня с грубостью и жестокостью, удивлявшими его самого, он лепил нечто уродливое, но это не радовало глаз. Это было слишком просто – изуродовать то, что некогда было красивым, и он снова возвращался к попыткам, подобно капризному ребенку или чрезмерно требовательному скульптору, создавая и жестоко разрушая свое. Но тщетно - каждый раз он видел перед собой то, что создал Бог, а не он.


«Они прислали тебя пытать меня…»
Кап… кап… кап…
Истекает время, отведенное Дину. Скоро для него все закончится или напротив, начнется снова. Его даже жаль, как ни странно. Некоторые просто рождены для Ада, носят его в себе, поэтому для молодого Винчестера сейчас нет разницы, что там, что здесь. Ибо что может быть ужаснее, чем когда тебя вынуждают предать себя? И делает это тот, кому ты доверял, на кого рассчитывал?

Игрушка перестала радовать. А надоевшие игрушки забывают. Или ломают. А еще лучше сломать и забыть. Обстоятельства сложились удачно – Ад осадили Ангелы Господни. Бог, видимо все же вспомнил о своем творении. Игры закончились. Настало время вынуть главный козырь, беспроигрышный вариант. Тем более, что Дин уже был на краю. Он был готов сломаться, нужен был лишь решающий удар и Дознаватель его нанес. К старшему Винчестеру, наконец, явился тот, кого он так долго звал, чье имя помнил, даже забывая собственное. Несколько дней спустя Дин принял условия Аластара.
И на мгновение Великий Инквизитор Преисподней испытал сожаление, увидев пустые, вдруг ставшие бесцветными глаза. Сожаление, брезгливость и злобу.
Для всех это был истинный триумф Главного Дознавателя, ведь именно он приблизил Ад к великому событию. И лишь сам демон знал правду – он проиграл. Дину. Богу.


Кап… кап… кап…
Звук падающей воды вызывает жажду, но не ту, которой Аластар изводил своих жертв. Он вызывает жажду мести. Это все вина Дина. Это из-за него Великий Инквизитор сам испытывает все те страсти, на которых он виртуозно играл.

Да, он сумел обратить оружие Дина - преданность, любовь, привязанность - против него самого. Ведь именно в этом истинная сила демонов. Но привкус поражения был слишком ощутим. Это надо было исправить. И Аластар нашел выход, иначе он не был бы Главным Дознавателем Преисподней, чье имя с дрожью в голосе произносили даже высшие чины. Знали бы они, что он ведет себя как незрелый мальчишка, как никчемный человечишка!
Демон решил отомстить. Богу, Дину, упрямцу Джону, Агелам, помешавшим ему наслаждаться процессом. Он решил создать из охотника чудовище, какого еще не было. Безупречное, прекрасное в своем совершенстве внешне, и столь же совершенное в своей жестокости и извращенности внутри. Приняв это решение, Дознаватель будто возродился к жизни. Его игрушка снова была с ним.


«Часть тебя осталась в преисподней»
Кап… кап… кап…
Едкой кислотой падают слова истины на душевные раны Винчестера. Они никогда не заживут. Он сам не позволит им. Наивные люди считают, что демоны всегда лгут. Им так легче, так проще - так они прячутся от правды. Но кому как не мастеру знать, что правда причиняет самую сильную боль?
«В тот момент, когда ты взял нож и вонзил его в ту рыдающую тварь – пала первая печать. Когда мы победим и сожжем всю Землю дотла – этим мы будем обязаны тебе. О таком бы я не стал врать, для меня это вроде как бы «святое»

Всем известно, что самые суровые судьи и самые страшные палачи, получаются из павших праведников – они не могут простить себя, а значит не могут простить других. Непрестанно напоминая Дину о его падении, Аластар продолжал выжигать все остававшееся человеческое в своем творении. О, это было не менее увлекательно, чем вырывать согласие: по капле выдавливать из души Винчестера остатки сострадания и человечности, жестоко наказывая за каждое мгновение промедления, перед тем, как вонзить нож, за каждое колебание при принятии решения, за каждую слишком быстро растерзанную жертву, за каждый проблеск сочувствия в глазах. О, нет, он не нарушил условий контракта – Винчестера больше не вздергивали на дыбу. Но мало ли других способов? Он сделал так, что Дин дрожал при виде одних лишь орудий и мог справиться со страхом, лишь взяв их в руки. Он сделал так, что воспоминания о собственной боли отпускали лишь когда Дин слышал вопли своих жертв, чувствовал запах крови и горелой плоти. В конце концов, это тоже было актом творения, созданием монстра. И трудности только радовали его, ибо продлевали «творческий» процесс.


Кап… кап… кап…
Капля за каплей уходит вера из сердца Дина Винчестера. Уходит надежда на прощение. Мальчишка отчаянно пытается справиться, но его плечи подрагивают и голос срывается. Так восхитительно, так сладко, так вкусно.
«Я вырезал из тебя совершенно нового зверя, Дин, и назад пути нет»
«Думаешь, это тебя излечит?»
Дин чувствует, что от его души мало что осталось, но Дознавателю и этого хватит надолго.

Похищение молодого Винчестера из Ада, иначе это не назовешь, взбесило Аластара. Он растерзал парочку попавшихся под руку демонов. Такого всплеска эмоций от Главного Дознавателя не ожидал никто. Даже он сам. Но теперь он видел, что побывать на свободе охотнику было даже полезно. Он верил в брата, и узнал, что ошибался. Он долго верил во второй шанс, а теперь знает, что его использовали и до его души никому нет дела. Наверняка, Дин сам осознал, что здесь ему не место. Вверх-вниз, вверх-вниз… надежда – отчаяние, взлет-падение, жизнь-смерть. И когда наставник до него доберется, Винчестер даже будет благодарен – он снова окажется там, где все предельно ясно.


Кап… кап… кап…
Утекают мгновения до того, как он снова получит свою игрушку назад, и отыграется, отомстит за боль, пережитую в этом теле и главное за страх, неведомый прежде. За страх, который ощутил, заглянув на мгновение в глаза Винчестера.

Там, в их зеленой глубине он не смог разглядеть то, что привык видеть. В них не было ничего. В них даже не было наслаждения или торжества.
«Знаешь что, Аластар? Хоть я и был в Аду, но мечтать мог. И знаешь о чем я грезил все это время? Вот об этом мгновении. И поверь мне – у меня есть пара задумок »
На мгновение он узнал в Дине самого себя, и похолодел. И это было самым отвратительным и унизительным.
Мальчишка хорош, он не зря потратил на него столько сил. Но до учителя ему ой как далеко. Он даже не заметил, как они поменялись ролями, хотя прикованным к ловушке оставался именно Аластар. Ничего, у него еще будет время исправить оставшиеся изъяны. Много, много времени. И никаких капель.


Кап… кап… кап…
От линии осталась лишь мутная лужица. И Главный Дознаватель вновь чувствует былую мощь, а может стал сильнее, ибо отчаяние Винчестера – настоящий эликсир. Наполненный остротой и горечью, как и положено хорошему лекарству.
В пустом помещение капли падают гулко, заглушая шаги. Но не громче бьющегося сердца Дина. Нет, не так – агонизирующего.
«Нет, не думаю, что ты врешь. Но даже если демоны и победят - ты этого не увидишь…». Как самонадеянно, как по-Винчестерски!
Как радует страх в глазах! Аластар даже соскучился по нему. Теперь все будет иначе, теперь условия изменятся, никакой спешки, никаких договоров… как славно хрустят, дробятся кости, какой восхитительный звук. В настоящей, реальной плоти есть своя прелесть. Он заставит охотника заплатить за унижение. А потом, потом будет снова и снова обучать, воспитывать… Да, он будет творить. Создаст подлинный шедевр. Подготовит, вышколит себе помощника, и все узнают, что же на самом деле значит выражение «исчадие ада».
Схватив Дина за горло, он поднимает его, не то желая распять на дыбе, где еще недавно висел сам, не то просто наслаждаясь своей мощью, ибо страх и отчаяние Дина питают демона. И вдруг все прекращается…


Кап… кап… кап…
Медленно, очень медленно приходит осознание, что он опоздал. Ему больше нечего ломать – Дин сломлен. Ему больше нечего опустошать – Дин пуст. И на этот раз окончательно и бесповоротно. Смешно, но кажется Бог сам сломал свое прекрасное творение. И лишил Аластара возможности отыграться!
То, что демон роняет на пол – уже не Дин, не тот мальчик, что трепыхался мотыльком в его сетях, не та, мятущаяся, страдающая душа, что вдохновляла, наполняла свежими впечатлениями и давала ощущение жизни. Теперь это пустая оболочка. Даже более пустая, чем те, что остаются после одержимости. И кто после этого более милосерден? Неужели Ангелы? Неужели Всевышний?

Кап… кап… кап…
Это и близко не походит на ту волну ярости, что накрывает демона, когда рядом оказывается тот самый ангел, который умыкнул его незаконченный шедевр, тот, кто его разрушил. И эта ярость позволяет справиться с крылатым сукиным сыном. И хруст, с которым штырь входит в спину святоши-бухгалтера, решившего стать сосудом – самая сладкая музыка… Аластар мстит Кастиэлю за все: за часы пыток, за хитроумную ловушку, за то, что все испортили, и на сей раз окончательно.

Кап… кап… кап…
Отсчитывают капли силы противников. Как жаль, что та благодать, которую он сейчас выдавливает из трепыхающегося ангела не может стекать по его руке так же как вода, как кровь. Как жаль, что демону не под силу убить ангела. Но даже так, его месть сладка. Он упивается ею, своей яростью, своей силой, своей ненавистью. Давно забытые чувства лишают его бдительности. А может это проклятая капель?

Кап… кап… кап…
Медленно утекает время, отпущенное Аластару в этом сосуде. Он распластан по стене и слышит, как трещат ребра жалкого учителя истории. Затея Азазеля удалась: щенок невероятно силен, и самоуверен. Его бы в Ад, для усмирения, чтобы привить хорошие манеры. Хотя Дина он не заменит – из него не надо вылепливать тварь, он уже ею является.

Кап… кап.. кап…
"Теперь я могу убивать."
Аластар должен был испугаться, но страха нет. Есть лишь ненависть. Он ненавидит Ангелов за то, что в который вырвали Дина из рук, за то, что разрушили его первыми. Ненавидит Сэма, за его могущество, мощь, которую сопляк расплескивает почем зря. Ненавидит Бога, за то, что тот все время выигрывает. Но больше всего Аластар ненавидит Дина, за то, что заставил его идти против своего естества, желать того, что демонам не дано по определению – созидать, вынудил осознать свою слабость. За то, что подарил ему такую сладкую, прекрасную иллюзию, с которой теперь невозможно расстаться. Аластар знает, что она будет манить его вечно, и вечно будет недосягаемой.
Когда он умирает, захлебываясь собственным ужасом и ненавистью, он все же благодарен Сэму Винчестеру, потому что кто знает, что хуже вечность в аду или ад вечности?


Когда-то.

Кап… кап… кап…
На дно храмового фонтана падает мутная от пыли вода. Жалкие капли там, где прежде играли, переливаясь на солнце, живительные струи. Точно также иссякла надежда Мастера на то, что ему удастся создать статую достойную главного храма. Он еще раз оглядел свое творение и занес тяжелый молот…
-Остановись! – раздался голос сзади. – Зачем ты хочешь уничтожить столь совершенное произведение?
- Потому что оно не совершенно!
Гость был статен, хорош собой. Казалось, от него исходило золотистое сияние, а, может, то было просто полуденное марево. Но голос его был строг.
- Срок данного тобой обета истек несколько лун назад. И что я вижу? И вместо того, чтобы исполнить его, ты уничтожаешь уже третье творение, одно прекраснее другого.
- Я просто не могу, - опустил голову Мастер.
- Чего ты не можешь? Статуям, высеченным тобой, поклоняются во всех храмах страны. Именно ты избран среди многих. У тебя редкий талант, поэтому ты здесь.
- Что стоит мой талант, если я не могу создать произведение достойное того, кому я служу? Они не совершенны, потому что остаются всего лишь холодным камнем.
- Лишь Богу под силу оживить камень. И так было всегда. – Он снова посмотрел на скульптуру, и молот в руках Мастера, и мягко спросил: - Неужели тебе не жаль? Ведь ты вкладываешь в них часть своей души и сердца…
- Значит и моя душа ничего не стоит, раз мне не дано … Раз он не хочет…
- Будь осторожен со словами, - сурово оборвал Мастера гость. – Душа – это дар бога, так же как и твой талант. Без нее ты не смог бы творить. Не разбрасывайся такими дарами. Сейчас в тебе говорит гордыня, – он чуть помедлил и вздохнул. – Как же вы несовершенны,но кажется, за это Отец вас и любит. Исполни обет, и Бог сам решит, достойный ли твой дар, принять ли его.
Казалось, сейчас мужчина шагнет к Мастеру и заберет из его рук тяжелый молот, словно опасную игрушку из рук неразумного ребенка, но он этого не сделал. Лишь негромко сказал:
- Успокойся и еще раз подумай. И я надеюсь, к завтрашнему празднику эта статуя украсит алтарь.

Кап… кап… кап…
Гулко падают капли в пустую чашу фонтана. В тишине, наступившей после последнего удара молотом по мрамору, они кажутся неестественно громкими. Так же как шепот: «Почему только он?»
- Больно, правда? – раздался голос позади.
Мастер вздрогнул, и оторвал взгляд от своего разрушенного творения. Рядом с ним стоял высокий светловолосый мужчина.
- Очень больно и обидно, - повторил незнакомец.
Он был не так красив, как предыдущий визитер, но от него исходила та же сила, а, может, даже большая. Мастер поежился, словно палящий полуденный зной вдруг сменился холодом. Но вокруг все было по-прежнему: высыхающий фонтан, обломки мрамора и высокие колонны храма.
Не дожидаясь ответа, человек продолжил, прохаживаясь вокруг Мастера:
- Ты отдал свою жизнь служению, был уверен, что ты любимое, избранное дитя Бога награжденное редким даром, а потом вдруг обнаружил, что дар неполный, ненастоящий, а всего лишь часть… Это как царский венец, без драгоценного камня, как волшебный посох, без кристалла, дающего ему силу. И ты чувствуешь, что тебя обманули, обокрали… отвергли. Я прав?
- Откуда ты знаешь? Ты подслушивал? – слова вновь разбудили утихшую было ярость.
- Нет. Просто я знаю. Со мной было также. Со мной Он поступил также. Это так на него похоже – одаривать жалкими медяками, когда в карманах не счесть золота, потому что Он ревнив, и не желает делиться своими секретами, своим могуществом. Все мы - лишь игрушки, – гость поднял на Мастера глаза, полные слез. - Я отдал ему все, свою жизнь, а он меня отверг. И отнял все, что у меня было. Поэтому, я понимаю тебя как никто другой.
- И что с того?
- А то, что рядом со мной не было никого, кто мог бы помочь. А у тебя есть. И я скажу тебе, что ты прав. Ты достоин лучшей участи.
Мастер настороженно молчал, сдерживая гнев.
- Он думает, что всемогущ, и может управлять всеми и всем, но это не так, - голос мужчины был ласков, в нем звучало искреннее понимание. Было ощущение, что он лелеет, баюкает гнев собеседника, восхищается им.
- И что, ты можешь одарить меня способностью делать камень живым? По-настоящему живым?
- Увы, настолько Отец не доверял даже любимым сыновьям. Но я могу предложить другое – ты сможешь повелевать душами. Это почти тоже самое.
- Я лишь хочу творить.
- Ты будешь... Все что угодно.
- И сколько? Сколько времени мне будет отпущено? – спросил Мастер, уже догадавшись кто перед ним.
- Сколько угодно, как насчет вечности? Но скажу сразу, - гость помедлил, - моему Отцу это не нравится, но в отличие от него, я всегда честен, у всего есть своя цена. Ты готов заплатить?

Кап… кап… кап…
Капли воды отсчитывают вечность. Или то капли крови?