Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
понедельник, 22 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Смотрю третий сезон "Холм Одного Дерева", ну и от случая к случаю "Секс по дружбе". На мой взгляд, Данниль Эклз мягче и женственней, чем Данниль Харис
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Я уже не раз писала, что люблю истории исцеления. Истории о том, как человек приходит в себя, принимает как данность то, что он не в силах изменить, учится ценить то, что у него есть и уже с этими новыми знаниями, движется дальше. Сначала просто живет, учится жить, а потом и действует. Сначала просто принимает тепло и любовь, а потом, наполнившись ими, возвращает сторицей. Для меня история "Возвращение к жизни именно такая", и не важно кто и на что в ней намекает (если об этом говорили ангелы, то демонам просто грех не воспользоваться случаем лишний раз съездить по больному). Это история о возвращении обретении смысла жизни, а может и обретении нового. О том как незаметно, как бы сознательно ты этому не сопротивлялся, жизнь берет свое, и однажды ты понимаешь, что все же не один, и рядом есть люди, которым ты нужен, которые незаметно, исподволь, стали важными и нужными для тебя.
К сожалению, не я автор этого фика, но мне до слез обидно, когда замечают только грязь и порок, вместо надежды и света.
Название: Возвращение к жизни. (Coming back to life)
Автор: gatorgrrrl
Ссылка на оригинал:gatorgrrrl.livejournal.com/217672.html#cutid1
Переводчик: Araphel
Бета: Юленька, Маленькая сосна
Рейтинг: R
Пейринг: Дин/Лиза
Время действия (спойлеры): События происходят в течение года между сериями 5.22 и 6.01. АУ-ПОВ
Краткое содержание: Когда Дин появляется у Лизы на пороге, чтобы сдержать обещание, данное Сэму, он совершенно сломлен. Во снах его снова и снова посещают люди из прошлого, и у каждого есть что-то важное для него. Со временем он учится принимать нынешнюю жизнь, а не держаться за утраченную.
От автора: Написано для spn_reversebang. Работа с Naisica была честью для меня и удовольствием. Пожалуйста, не забудьте отметить ее великолепный арт тут.
Отказ от прав: Все права на героев принадлежат создателям сериала, права на сюжет фика - автору. Ни автор? ни переводчик коммерческой выгоды не извлекают.
День 6-й.
Когда Дин был ребенком, он часто сползал на дно ванны, делал выдох и, хотя мыльная вода жгла глаза, смотрел, как поднимаются к поверхности воды пузырьки, унося с собой воздух.
А он держался, глядел, как проносится через толщу воды последний пузырь, и легкие начинали гореть. И все же он не двигался. Несмотря на боль, ему было хорошо. Несмотря на жжение в груди, на резкие пульсирующие удары в висках, словно взывающие к нему: дыши. Ему нравилось это ощущение опасности, на грани потери сознания. Нравилась постепенно поглощающая его чернота и сама мысль о том, что если он потеряет сознание, то первый же непроизвольный вдох будет полон воды. Один вздох отделял его от смерти.
Он и сейчас тонет, стоя на пороге Лизиного дома. Тонет в горе, во тьме, в воспоминаниях. Каждый вдох будто наполняет легкие водой.
Он понимает руку и стучит.
+++
Похоже, будет дождь.
Темнеет предгрозовое небо, клубы дорожной пыли вдали танцуют, словно живые. У края посыпанной гравием дорожки цепляются за жизнь увядающие травинки. На том конце дорожки на клочке земли разбросаны старые надгробия. Он в давно заброшенном саду камней.
Тишина. Дует ветер, но Дин не чувствует этого. По земле несутся опавшие листья. Ветви деревьев сплетаются друг с другом. Ни звука.
Над головой вспыхивает молния, но последовавший за ней раскат грома не слышен – Дин ощущает его, когда под ладонями дрожит машина.
Какое-то время он наблюдает за разыгравшейся бурей. Он кого-то ждет. Не знает кого именно, но, наверное, поймет, как только увидит.
Тишину нарушает громкий голос с оттенком мрачного изумления.
– Неужели это Дин Винчестер – ученик палача?
Голос знаком – Дин никогда его не забудет. Но он ждал не его. Стискивая зубы от ярости он поворачивается к гостю лицом.
Аластер. Одно лишь имя ощущается как наказание.
Аластер улыбается – он все еще в теле педиатра – осматривается, изучает обстановку.
– Хорошее место. Мне нравится, – он снова поворачивается к Дину. – Очень… символично.
– Ты мертв, – говорит Дин. – Сэм тебя убил.
– Человеческий разум – мощная штука. Когда находится в правильной башке. Твой брат… – Он замолкает, оставляя мысль незаконченной.
– Что с ним? – спрашивает Дин, в голосе сквозит отчаяние. Он слишком поздно вспоминает, что нужно было уточнить, о каком брате идет речь. Но для него всегда существовал только Сэм. Для Адама никогда не было места.
Еще одна вспышка молнии, еще один раскат бесшумного грома. Дует ветер, но волосы Аластера не шевелятся. Воздух вокруг них неподвижен.
– Сэм – это развлечение. Цирк уродов для других уродов. Они собираются вокруг, чтобы поглазеть. Тычут в него палками. Колотят ими по клетке, – он стучит пальцем по лбу, – тем не менее, его рассудок крепок. Сэм отталкивает их и в то же время страстно желает их крови.
– Неужели он…? – голос не слушается Дина. Он видит улыбку Аластера. Этот ублюдок может читать его мысли. Всегда мог.
– Что ты хочешь услышать? – спрашивает Аластер. – Да? Или нет? – Он встречается взглядом с Дином. Улыбка становится шире.
На самом деле, Дин не уверен. Возможно, ничего. Нет, он хочет услышать правду. Конечно, демоны лгут, но любимое оружие Аластера – правда.
– Правду, – повторяет Аластер, цокая языком. Похоже, он подбирает слова. Подходит ближе. Глаза сверкают как молнии. Он оказывается рядом с Дином, слишком близко, и у Дина мелькает воспоминание. Воспоминания. Много воспоминаний. Вспыхнувший было страх сменяется гневом
Но уже слишком поздно – Аластер заметил. Наклонившись, он обнюхивает шею Дина, затем поднимает на него глаза. Они черные.
– Правда в том, – говорит он, – что Сэм находится именно там, где хочет быть. Там, где должен. В клетке с Люцифером, вымаливая у него объедки. Но боюсь, Люци положил глаз на своего брата. Бедный Сэмми чахнет.
Он прижимается бедрами к паху Дина и улыбается.
– Ты знаешь, каково это, Дин, не правда ли? Желать то, чего не должен. Чувство разочарования, нужды, – он обхватывает рукой затылок Дина и притягивает его ближе. Дин пытается сопротивляться, но не может. Руками он все еще опирается на машину, закрывает глаза при следующих словах Аластера, влажно и тепло скользящих в его ухо. – Именно это и сделало тебя таким хорошим учеником. Пытки душ высвободили все, что… – он облизывает ухо Дина, – … подавлялось. Каждый взмах твоего ножа, каждая полоска кожи, содранная тобой. Кто-то другой платил за твои грязные грешки.
Дин плюет ему в лицо и отталкивает. Вокруг них все еще бушует безмолвная буря. Он собирает остатки мужества, и ему удается выдавить:
– Я никогда не был счастливее, чем когда пытал тебя.
Он смотрит, как губы демона медленно изгибаются в улыбке. Видит, как его глаза становятся нормальными, когда тот мимоходом вытирает плевок Дина с щеки. Смотрит, как Аластер открывает рот, и ждет его слов. Он уже знает, какими они будут.
– Сэм не хочет, чтоб его спасали, – говорит Аластер.
День 32-й
Они вместе сидят на заднем крыльце, наблюдая, как догорает день. Бен в доме смотрит телевизор, из открытых окон доносятся обрывки детской передачи.
– Сэм мертв, – очень тихо произносит Дин. Он впервые заговорил с ней. Он здесь уже почти месяц.
Конечно, Лиза уже знает – Дин иногда разговаривает во сне. Если удается уснуть. Вообще-то, он говорит много чего, но чаще всего – о брате.
Солнце почти село, когда начинает пищать таймер на духовке – ужин готов.
Она ставит перед Дином тарелку и смотрит, как тот ест. Его стакан почти пуст. Наконец-то он ест, – думает она, – а не только пьет. Наконец-то пользуется стаканом. Было время, когда он не заморачивался посудой, если мог напиться быстрее, прямо из бутылки.
Он съедает все. Допивает, что было в стакане. Кивает Бену, когда тот рассказывает о школе.
Потом убирает со стола. Прогоняет Лизу и Бена из кухни и моет посуду. У них есть посудомоечная машина, но Дин моет руками, горячая вода почти обжигает, кожа краснеет, пальцы в мыльной пене.
Она наблюдает за ним. Смотрит, пока ей не становится больно от одного только взгляда на то, как он трет руки обратной стороной губки. Смотрит, как он вглядывается в темноту за окном, словно ищет кого-то.
Она понимает, что так оно и есть.
+++
Она в том же теле, что и прежде, когда он поцеловал ее.
– Вот те раз! – говорит она, красные губы четко выговаривают каждое слово. – Дин Винчестер. Как приятно видеть тебя снова! – она смеривает его взглядом. Улыбается. – Честно!
– Увы, не могу сказать того же, – отвечает он. Прошлая их встреча – второй самый кошмарный день в его жизни.
– Не будь таким букой, – дуется она. Ее безупречная грудь едва не вываливается из маленького черного платья. Демоны перекрестка всегда такие, какими ты хочешь их видеть, именно так они получают то, чего хотят. Но она не то, чего он хочет. Даже близко. – Я думала, мы что-то друг для друга да значим.
– Средство для достижения цели, – отвечает Дин. – И только.
Она поднимает бровь.
– Твоей цели, – говорит она ровно, – как правило.
Дин не отвечает.
– Хотя, вижу, не срослось. – Смотрит на небо, потом снова на Дина: – Высокопоставленные друзья.
– Я хочу заключить сделку.
Он знает, что тратит время впустую, но раз уж она здесь, стоит попытаться. Ему нечего терять.
Ее глаза расширяются от удивления.
– Это хорошо,– она чуть улыбается, упираясь руками в бедра. – Это должно быть интересно.
Она уже знает, что он скажет. Должна знать. Но Дин все равно произносит вслух:
– Сэм. Верни мне его!
Она склоняет голову набок.
– Сэм, Сэм, Сэм, Сэм. Поговаривают, он делит жилплощадь с Люцифером.
Даже сейчас слова причиняют острую боль. Видеть, как этот ублюдок смотрит на него глазами брата…
– Да, – отвечает Дин. Он задыхается от этого слова. Снова сверкает молния, яркая и резкая. От беззвучного удара грома под ногами дрожит земля.
– И ты думаешь, я могу освободить его? – она смеется, качая головой. Ветер создает воронку, и листья кружат вокруг них, но это лишь видимость – воздух пугающе неподвижен. – О, Дин. По-прежнему столько оптимизма. Я-то думала, ты хоть немного поумнел.
Он нервно ухмыляется. Его напускная храбрость осыпается, как шелуха.
– Считай меня безнадежным романтиком.
Она подходит ближе. С такого расстояния ему видно красный отблеск в ее глазах.
– Ну, – говорит она, выдыхая слова ему в губы, – ты почти прав.
Она делает шаг назад и проходит мимо. Ему приходится повернуться, чтобы видеть ее.
– И? – спрашивает он.
Она насмешливо улыбается.
– Что «и»? Я не могу помочь тебе.
– Тогда кто может? – он чувствует, как отчаяние овладевает им, когтями рвет ему душу – давно привычное ощущение. – Скажи мне, черт возьми!
Она пожимает плечами.
– Никто.
Дин чувствует, как отчаянье в нем уступает место ярости.
– К черту! Теперь, когда Люцифер снова под замком, кто-то должен здесь всем заправлять!
Еще одна улыбка.
– Да.
– Кто? – спрашивает Дин. – Я хочу знать.
Она усмехается.
– Некто, изменивший методы работы. Это значит – никаких сделок без его письменного согласия. – Она закатывает глаза и тяжело вздыхает: – Чертовски много бумажек, но парень бюрократ.
Она делает шаг вперед, проводит пальцем вниз по рубашке Дина и тянет за шлевку.
– Кроме того, он никогда не одобрит сделку. Предупредил в первый же день на работе.
Дин сжимает кулаки. Ее близость вызывает слишком много воспоминаний. Прошло не так много времени с тех пор, как Сэм лежал, разлагаясь, на грязном матрасе. А сейчас…
– Скажи, как его зовут. Я хочу с ним поговорить.
Она качает головой.
– Только по предварительной записи. И, боюсь, у него плотный график. Ты, конечно, можешь записаться, но придется ждать вечность.
Она смеется над своей шуткой.
Он отрывает ее руку от своего пояса, стискивая запястье. Другой вынимает демонский нож из внутреннего кармана. Заносит его, молнии отражаются на лезвии.
Она пытается отпрянуть, но его захват удерживает ее на месте. Она настороженно смотрит на лезвие, потом переводит взгляд на Дина. Ее страх не имеет смысла, но доставляет удовольствие.
– Я говорю тебе правду, – говорит она.– Спроси любого. Никто не согласится.
Когда Дин выпускает ей кишки, в ее черепе вспыхивает свет. Так не должно быть – она уже мертва. Но видеть его все еще приятно. Он подхватывает оседающее тело.
Затем она открывает глаза, вопросительно поднимает брови и скучающим тоном спрашивает:
– Полегчало?
День 53-й
Догорает очередной день – еще один мысленный жирный крест в календаре. От многочасового чтения его глаза покраснели. Древние книги, с их чертовым мелким шрифтом. Слишком много страниц ни о чем.
Он занимает себя рутинной работой: дом прибран, машина Лизы на подъездной дорожке блестит как новенькая, трава аккуратно подстрижена, а шатающиеся перила укреплены.
Осталось только постирать. Дин заглядывает в стиральную машинку: одежда Лизы и Бена, банные и кухонные полотенца – повседневные вещи.
Лиза пользуется жидким «Тайдом». Медленными круговыми движениями он выливает в бак половину колпачка. Как и обещали в рекламе, пахнет приятно. Ничего похожего на средства из общественных прачечных – стиральный порошок по $1.75 за пачку, пахнущий как мыло в туалете на заправке.
Свои вещи он здесь не стирает. Относит их на угол, скармливает автомату четвертаки и, старясь не думать, смотрит, как крутится одежда. Иногда пропускает по стаканчику с парнем, работающим в прачечной.
Одежда Сэма все еще в багажнике.
+++
То же кладбище. Так же собирается дождь. То же ожидание.
Ему кажется, что слышен гул двигателя, под безмолвным небом низкий ровный звук разносится далеко. Повернув голову, Дин смотрит на дорогу. Она уходит в никуда, исчезая в клубах пыли. Там пусто. Звук, который ему послышался, оказался лишь плодом воображения.
И все же он всматривается в даль: чувствует, что кто-то приближается.
Бесшумно скользя по гравию, из пыли появляется оранжевый «Мустанг». Дин щурится, пытаясь хоть что-то разглядеть через ветровое стекло, но все, что он видит, – это отражение неба.
Машина останавливается в опасной близости к заднему бамперу «Импалы». Двигатель работает, а Дин просто стоит и ждет.
Когда открывается дверь со стороны водителя, Дин выпрямляется, непроизвольно сжимая кулаки. Он знает, кто это.
Она выбирается из машины и улыбается ему.
– Привет, Дин.
Его пронзает гнев, жжет нутро, раскаляя добела, но это лучше, чем ничего не чувствовать. – Руби.
Она хлопает дверцей, но звука не слышно.
– Соскучился?
Ее блузка порвана в том месте, где он вспорол ей живот. Хотя крови нет. Странно, судя по тому, что у нее хватало крови на многочисленные кормежки Сэма, на ране она должна быть.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.
Она идет к нему. Дин может видеть ее в этой клетке из человеческой плоти. Настоящую Руби. Он помнит ее облик с того раза, когда стал видеть демонов перед кончиной. Конечно, все они на одно лицо, но некоторых не забыть.
– Вот ты мне и скажи, – отвечает она. – Это твой сон.
Значит, ему все снится. В глубине души он всегда это знал, но все равно разочарован. Все впустую.
– Сэм, – он не знает, почему произнес имя брата, но только оно их объединяет. Сэм был нужен обоим, но по разным причинам. В конце концов, она выиграла, а Дин проиграл.
Она улыбается, в ее глазах тоска по прошлому. Это невыносимо. Хочется дать ей пощечину, хочется схватить за горло и почувствовать, как под пальцами ломается трахея. Но демона так не убить, к тому же, она уже мертва. Интересно, почему ему постоянно снятся мертвые демоны?
– Маленький отважный Сэмми. Он так старался оставаться стойким оловянным солдатиком. Но, в конце концов, согласился. Принял Люцифера с распростертыми объятиями. – Она смеется. – И ты ему позволил.
– Заткнись.
– Сэм, Люцифер и Михаил. Им уютно в клетке, – говорит она. – Теперь «тройничок» вроде как обретает новый смысл, как считаешь?
– Я сказал, заткнись.
Если это сон, то он хочет проснуться. Немедленно.
– Знаешь, Люцифер рассказал мне о себе и Михаиле. Старший брат, младший брат, – она подмигивает. – Больше, чем братья. – Улыбка становится развратной. – Знакомо звучит?
– Пошла ты.
Он подходит к багажнику, роется в кармане в поисках ключа. Снова слышит ее смех.
– То, что вы оба оказались превосходными сосудами, – не просто судьба, – продолжает она. – Подумай об этом.
Нож там, где он его оставил. Дин ощущает его тяжесть в ладони.
– Возможно, Михаил прямо сейчас срывает свои ангельские боксеры, как думаешь? Тесное помещение. Наедине с крошкой-братом. Тут от ненависти до любви один шаг. Все это напряжение… если ты улавливаешь, о чем я. И Сэмми тоже. Еще одна оскверненная душа, нуждающаяся… в очищении.
Нож входит легко, глубоко и правильно. Он проворачивает его, разрывая что-то внутри, лицо искажается от ненависти. Она задыхается, пальцы слабо цепляются за его рукава. Хотя, чего-то недостает: нет вспышки света внутри черепа, нет последнего отчаянного рывка сущности. Ему отказано в удовольствии видеть, как она выгорает изнутри.
Руби смеется:
– Ты сказал «нет» ради него. – Нож в ее груди – просто бесполезная фантазия. – Думаешь, он сказал «да» ради тебя?
Она хохочет, сотрясаясь всем телом.
Он швыряет ее на землю. Удерживает ее коленями и отрезает ей язык, вырезает гортань. Крови по-прежнему нет.
А она все смеется.
День 98-й
На обед Дин жарит шоколадные оладьи и картошку фри. Он щедро наполняет тем и другим две тарелки и усаживается напротив Бена. На столе между ними бутылки кленового сиропа и кетчупа. Бен смотрит, как Дин берет сначала одну бутылку, потом другую и кривится, когда кетчуп и сироп немного смешиваются.
– Что? – Дин сжимает бутылку кетчупа, с ее кончика срывается большая капля и падает в лужу сиропа.
– Ничего.
Вилкой Бен отодвигает оладьи от картошки, пока те не свешиваются с края тарелки.
Дин поднимается и идет на кухню. Возвращается с новой тарелкой. Ловким движением подхватывает тарелку Бена, стряхивает картошку фри на вторую и обе ставит на стол.
Усевшись на место, берет вилку и начинает есть.
Бен смотрит на свои тарелки, потом на Дина.
– Спасибо.
Дин проглатывает кусок оладьи.
– Мой брат… – говорит он и замолкает. Он выглядит так, словно мыслями совсем в другом месте, и перестает жевать. Потом чуть встряхивает головой и снова переводит взгляд на Бена. – В твоем возрасте ему тоже не нравилось, когда разная еда смешивалась.
Бен помнит, что брата Дина зовут Сэм. Он хочет спросить о нем, но не спрашивает.
+++
Она просто появляется. Никакого взмаха крыльев, ничего подобного.
– Здравствуй, Дин.
Анна. Он не слишком удивлен. Если ему в голову пробрались демоны, то почему бы ангелам не сделать то же самое?
– Ты ведь понимаешь, что все это мне снится? – спрашивает он. – Все это ненастоящее.
Она с любопытством смотрит на него:
– Зачем ты мне это говоришь?
Дин пожимает плечами.
– Просто поддерживаю разговор.
– Зачем я здесь, Дин?
У нее тихий голос. Похожий на прежний, такой же, как до предательства.
Он смотрит на нее пару секунд.
– Потому что, – говорить почему-то трудно, – потому что когда-то ты выбрала быть человеком.
– Да, – кивает она и вздыхает. Ее взгляд устремлен вдаль, словно она вспоминает. Похоже, ангелы все же могут чувствовать.
– Почему?
Она встречается с ним взглядом.
– Я уже рассказывала тебе.
– Расскажи еще раз, – просит он. Ему нужно это услышать, потому что порой он забывает.
– Дин, – говорит она. – Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня.
Он колеблется. За плечом Анны торнадо из листьев. Они повисли там и кружатся в вечном безмолвии.
– О том, как быть человеком, – произносит он, разглядывая их. Если смотреть на них достаточно долго, они начинают казаться живыми. – О том, как быть живым. – Слова липнут к языку. Он снова переводит взгляд на нее. – Неужели так действительно лучше?
Уголки ее сжатых губ сочувственно приподнимаются.
– Да, – отвечает она без колебаний. – Да.
Дин скрипит зубами.
– Хотел бы я тебе верить, но…
Он помнит, как она убила Сэма. Помнит, как Михаил убил ее.
Похоже, ему снятся только покойники.
Она улыбается и касается ладонью его щеки.
– Главное – быть живым.
День 127-й
К тому времени, как Лиза просыпается утром, простыни аккуратно собраны и уложены в ящик за диваном. Можно подумать, что Дин пользуется ими только в те ночи, когда она встает, чтобы проверить его. Убедиться, что он все еще тут. Вряд ли он уйдет, не попрощавшись, но Лиза не уверена. Дин плывет по течению, ему не за что ухватиться, и она боится, что если его не удержать, он уплывет совсем.
Иногда она наблюдает за ним. Слушает его дыхание, смотрит, как он спит. Думает о том, как сильно хочет его, и от этого чувствует себя виноватой. Лиза видит, что он сломлен внутри, – она читает это в глазах Дина, даже сейчас. И все равно, все равно она его хочет. Хочет держать его в объятиях, целовать, ловить его дыхание, почувствовать его в себе.
Это похоже на постоянный зуд под кожей. Когда она видит себя в зеркале, то может поклясться, что все написано у нее на лице. Ей любопытно, знает ли он? И если знает, то заботит ли его это. Похоже, выпивка, книги и напряженная работа – вот и все, что его волнует, все, что им движет.
Лиза желает быть той, кто им движет. Хочет быть причиной, по которой он остался. Оставаться, потому что она позволяет ему, и оставаться, потому что он хочет сам, – не одно и тоже.
Прежде чем спуститься, она заглядывает к Бену. Тот спит мертвым сном, лежа на животе. Хоть кто-то из них способен спать всю ночь. Он с пугающей легкостью приспособился к новой жизни, жизни, в которой есть Дин. Ее пугает то, как Бен иногда смотрит на Дина. Она беспокоится, что готовность, с которой он принял Дина, приведет к болезненному разочарованию, когда все это закончится.
Если закончится.
Простыни расстелены, но Дина нет, и ее на мгновение затапливает паника. А потом она видит его у окна – он смотрит на улицу. Всегда смотрит на улицу. Лиза чувствует, что снова может дышать.
Она просто стоит там и смотрит на него. Слабый свет фонаря отбрасывает тень на пол. Дин босой.
– Здесь так тихо. Я и не знал, что мир может быть таким тихим, – его голос звучит иначе. Умиротворенно. Из него исчезли резкие нотки.
– Пойдем в постель, – она не собиралась этого говорить, но раз слова вырвались, она не сожалеет о них.
Дин отворачивается от окна и встречается с ней взглядом.
– Ты заслуживаешь лучшего, – говорит он.
Он изменился, это заметно даже в полумраке, или просто Лиза знает куда смотреть. Последние четыре месяца она провела, наблюдая за ним. Одежда уже не болтается на плечах. Не так резко выделяются скулы. В глазах стало чуть меньше пустоты. А может, это всего лишь ее воображение, может, она видит то, что хочет видеть, но ей так не кажется. Вчера она застала его смеющимся.
– Жаль, что ты не видишь того же, что и я, когда смотрю на тебя.
В темноте Дин удерживает ее взгляд. Между ними что-то меняется.
– Расскажи мне, – шепчет он, – расскажи мне, что ты видишь.
Мольба в его голосе рвет ей сердце.
– Пошли наверх, – говорит она, – и я покажу тебе.
Когда она просыпается снова, рядом пусто. Но простыни все еще пахнут сексом.
+++
– Дин, – приветствует его пастор Джим – давно не виделись.
Кажется, погода улучшилась: небо стало светлее, ветер утих, солнце на западе вот-вот покажется из-за туч.
– Прости, – говорит Дин.
Пастор Джим недоуменно морщит лоб:
– За что?
– За Мэг. Мы должны были остановить ее прежде, чем… – он не может закончить. Вспоминается церковь пастора Джима. Витражи и скамьи. Запах пыли и старой бумаги, и восковых свечей. В храме, где они играли в прятки, эхом отдается смех Сэма.
Джим машет рукой, как будто кровавая смерть ничего не значит.
– Это не твоя ошибка, сынок. На то была воля Божья.
Дин фыркает.
– Воля Божья! – скрыть сарказм в голосе не получается. – Ага, отлично. Господь – сволочь.
– Не говори так, – просит пастор Джим. Он выглядит неожиданно печальным.
Теперь Дин злится.
– Почему нет? Что хорошего он мне сделал?
Пастор Джим не отвечает, просто молча смотрит на Дина. Потом поднимает взгляд к небу, держа руку ладонью вверх, словно проверяет, не идет ли дождь. Когда он снова смотрит на Дина, печали больше нет. Его рука падает вдоль тела.
– Когда ты был маленьким, ты молился. За своего отца, за брата, за душу матери на небесах. Ты просил Бога защитить их.
Дин помнит. Их комната находилась рядом с комнатой пастора Джима. Сэм быстро засыпал в кровати, которую они делили на двоих, а он становился на колени. Он и не догадывался, что его слышали.
– Это было очень давно. До того, как я узнал, что Бог не слушает.
Пастор Джим слабо улыбается и засовывает руки в карманы.
– Он спасал тебя. И не раз.
– И что у меня осталось?– с жаром говорит Дин, разводя руками. – Вот. Ничего.
За пастором Джимом узкий луч света падает на землю и через секунду пропадает.
Пастор Джим качает головой.
– Нет, сынок. Это не так, и ты сам это знаешь.
– Сэм мертв, – тихо отвечает Дин. Это его аргумент на все случаи жизни. Даже во сне слова отдают горечью.
– Нет, это не так.
Он выглядит таким умиротворенным, что сердце Дина пускается вскачь.
– О чем ты? – от слов перехватывает дыхание. Вот оно, думает он. Это то, чего он ждал.
Пастор Джим улыбается. В его глазах доброта.
– Пока о Сэме помнят, он не умрет.
Дина накрывает волна разочарования, и он делает шаг назад, чтобы не упасть в грязь.
– Чушь! – его гнев снова растет, жжет горло. – Люди говорят себе это дерьмо, чтобы спокойно спать по ночам. Но я знаю разницу. Незабытый – не то же самое, что живой. – Он стискивает зубы, борясь со жгучими слезами: – Воспоминания – словно затяжная передозировка.
Пастор Джим не возмущен вспышкой Дина. Он ждет несколько секунд, потом говорит:
– Сэм не желал бы тебе такого…
У Дина хватает сил только на то, чтобы рассмеяться.
День 143-й
Он по-прежнему чувствует себя странно за рулем внедорожника. И когда отодвигает сидения назад, а не вперед, и когда толкает тележку по продуктовому магазину, пока Лиза сверяется со списком.
Дин замечает, как Бен пытается тайком от мамы сунуть в покупки упаковку шоколадного печенья «Орео»
– Это для Дина, – говорит Бен, когда она внимательно на него смотрит.
Лиза перехватывает взгляд Дина и улыбается. Дин улыбается в ответ. На мгновенье он почти забывает...
– Хитро придумал – отвечает Лиза Бену. – Положи обратно.
Бен большими глазами умоляюще смотрит на Дина, ожидая поддержки.
От этого взгляда в груди Дина что-то переворачивается.
– Прости, парень, – говорит он. – Ты слышал, что сказала мама.
Лицо Бена мрачнеет, плечи поникают, когда он кладет печенье обратно.
Они уже выходят из магазина, когда Дин говорит, что кое-что забыл. Он знает, Лиза решила, что он собирается купить пива, что он передумал после того, как чуть раньше она спросила его, не нуждается ли он в чем-то. Не хочет, а нуждается. Но Дин идет не за пивом. Больше никаких попоек до беспамятства. Это веха, думает он. Начало чего-то. Возможно.
Улыбаясь Дин возвращается, Лиза и Бен ждут его в машине. Подойдя, он через лобовое стекло видит странный взгляд Лизы.
Усевшись на водительское место, он ставит пакет на приборную доску и заводит двигатель. Напевая что-то из Зеппелинов, Дин разворачивает «Эксплорер».
Пластиковый пакет сминается, когда Лиза заглядывает внутрь.
– «Орео»? – В ее голосе слышны материнские интонации.
Дин улыбается, широко и легко. Он чувствует себя прекрасно.
– Двойная порция. Полагаю, раз уж меня обвиняют, то пусть будет за что. – Он смотрит в зеркало заднего вида. Бен ухмыляется ему в ответ.
Дин снова начинает напевать.
+++
Немного облачно, и, скорей всего, будет дождь. Дин запрокидывает голову, глядя, как по небу бегут облака. Время от времени в просветы выглядывает солнце. Хочется почувствовать его лучи на лице, но ничего не получается.
– Кастиэль передает привет.
Дин оборачивается на голос – там стоит Джимми Новак. Он все еще одет, как Кастиэль: с плеч тяжело свисает мятый плащ. Но в нем есть что-то, несомненно, человеческое. Дергая себя за воротник, Джимми смотрит на небо.
– Тебе не жарко?
– Не знаю, – отвечает Дин. – Трудно сказать.
Джимми встречается с ним взглядом и улыбается.
– Как и мне, – он пожимает плечами. – Это просто, чтобы что-то сказать.
Дин смотрит поверх него.
– А я думал, ты умер.
Улыбка Джимми гаснет.
– Боюсь, так оно и есть, – отвечает он. – А что, есть какие-то сомнения?
Дин пожимает плечами.
– Немного. Когда в городе появился Голод, казалось, что часть тебя осталась. – Он не на шутку раздражен. – Никогда не видел, чтобы Кас так ел. Это на самом деле выглядело неприлично.
Джимми скорчивает рожу.
– Представь это с моей точки зрения. Все происходящее… – он делает туманный жест, оставляя мысль незаконченной. – Но теперь все позади. Что бы там ни осталось, оно умерло. Люцифер позаботился об этом. Я снова свободен. – Он криво улыбается Дину. – Больше никаких бигмаков для крошки ангела.
Повисает молчание. Джимми подходит к Дину и опирается на крыло «Импалы» рядом с ним, их плечи почти соприкасаются. Минута идет за минутой. Дин не знает, сколько прошло времени. Здесь оно ничего не значит. Солнце скользит по надгробьям, их тени вытягиваются на траве. Странно, но это почти красиво.
– Завтра моей дочери исполняется одиннадцать, – нарушает тишину Джимми.– Моя жена устраивает ей бал принцесс, – он посмеивается, – мальчики не допускаются.
Дин поворачивает голову и смотрит на него, видит его улыбку, взгляд, устремленный вдаль. Скоро день рожденья у Бена, вспоминает он.
Вопрос срывается с губ непроизвольно.
– Ты сожалеешь? – Он знает, что ответил бы сам, уже ответил, после того, как заключил сделку ради Сэма. Но ему нужно услышать чужое мнение.
Джимми смотрит на Дина ясными голубыми глазами.
– Как можно? – отвечает он.– Они счастливы. Они в безопасности. Это все, чего я хотел.
День 181-й
Мама точно будет вне себя, но Бен готов поклясться, что это вина Дина. Конечно, не опрокинь он лампу, Дин так бы и не узнал о его затее, так что… Все равно это Дин виноват. Ведь именно из-за Дина маленький навес из покрывала на столе и стуле превратился в чудовищную крепость из одеял, занявшую всю гостиную.
Бросив последний изучающий взгляд на их пестрый тканевый форт, Бен опускает огромный пластиковый поднос на пол и становится на четвереньки. Сюда только три входа: из кухни, от входной двери и еще один из-под лестницы, но до него можно добраться только ползком, через лабиринт мебели и одеял, с другой стороны дома.
– Чувак, поторопись! – кричит Дин изнутри. – Я уже включил фильм!
– Иду! – Бен ухмыляется, когда ползет через туннель, толкая поднос перед собой. Внутри крепости темно, хотя благодаря Дину потолок ее выше, чем был бы, если бы Бен все это строил сам. А так его макушка не достает до крыши. Он не уверен, как мама отнесется к конструкции из вешалки и одеял, сооруженной Дином, но лично он считает, что получилось круто.
Взяв левее от кресла, он видит мерцание телевизора. Дин, вытянув ноги, сидит на полу, опираясь спиной на диван. Его освещает экран. Дин улыбается Бену. Потом, увидав поднос с закуской, говорит:
– Было бы неплохо, если б там оказалось что-то из свинины.
Бен закатывает глаза, толкает поднос по ковру к Дину и усаживается с другой стороны. Опершись на диван, он подхватывает пакет с чипсами и передает его Дину.
– Поверить не могу, что мама позволила тебе притащить это в дом.
Дин ухмыляется, затем открывает пакет, хруст пластика заглушает звук ДВД. Сунув руку внутрь, он захватывает полную горсть чипсов и запихивает их в рот. Он громко жует, и говорит с набитым ртом.
– Твоя мама, – его слова едва можно разобрать, – святая.
Он заканчивает жевать и глотает. В бледном свете экрана Бен видит, как меняется выражение лица Дина, его улыбка медленно тает. Дин вытирает пальцы о джинсы и тихо говорит:
– Она много для меня сделала.
Он отворачивается к телевизору, тянется за следующей порцией чипсов и рассеяно жует.
Бен просто смотрит на него. Прошло не так уж много времени с тех пор, как он, проснувшись, обнаружил Дина спящим на диване, и мама сказала, что Дин пока останется у них. Бен помнит груды пустых бутылок в мусорке и старые книги на журнальном столике. Помнит тихие голоса среди ночи и голову Дина у мамы на коленях – она сидит на диване и гладит его по волосам так же, как Бена, когда он болеет. Помнит, что Дин никогда не смеялся, и что его улыбка не задерживалась на лице.
Но теперь все иначе. Дин улыбается и… и он смеется. Он жарит оладьи в виде корявых цирковых животных и строит крепости из всех имеющихся в доме одеял и простыней. Ползает по гостиной в носках, слушает песни AC/DC, когда чинит машину, и наклеивает созвездия из светящихся в темноте звезд на потолок комнаты Бена.
Бен открывает банку коки с подноса и протягивает ее Дину.
– Я принес тебе выпить.
Дин смотрит на него.
– Спасибо, – благодарит он и берет банку. Придерживая петельку крышки рукой, делает долгий глоток. Затем выдает длинную отрыжку и подмигивает Бену.
– Когда-нибудь, – говорит он с улыбкой, – я научу тебя таким образом произносить алфавит.
+++
Сияет солнце. Зеленая трава аккуратно подстрижена. Деревья ожили и зазеленели, ветви легко покачиваются от ветерка. Между участками земли вьются тропинки, надгробья стоят, как часовые. Царящее безмолвие обступает его, отделяя от жизни.
– Дин.
Дин узнает голос. Не тот, которого он ждал, но так тоже хорошо.
– Папа.
Отец улыбается. Он выглядит так же, каким Дин видел его в последний раз, прежде чем тот исчез во вспышке света у Дьявольских ворот. Отец, которого помнит Дин, не забывает о нем.
– Рад видеть тебя, сынок.
Дин встает. Он чувствует на себе отцовский взгляд, и это вызывает из памяти тысячу нарушенных обещаний. Нечестно напоминать о них в такой прекрасный день.
– Он умер, папа,– говорит он ломающимся голосом. – Сэмми…
Договорить не получается. Даже сейчас, спустя столько времени, он по-прежнему задыхается от горя.
Улыбка отца гаснет. Он смотрит на небо и, закрыв глаза, стоит так, а время идет.
А потом мир постепенно впускает его. Дин чувствует тепло солнечных лучей на лице, слышит шепот ветра в ветвях, чувствует запах свежескошенной травы. Чувствует жизнь вокруг, даже в таком месте.
Он видит, как на лице отца медленно появляется улыбка.
Отец смотрит на него. Его взгляд ясен, яснее, чем Дин помнит, и внезапно его охватывает чувство покоя.
– У тебя прекрасная семья, – говорит отец.
От этих слов на глаза наворачиваются слезы. Уже некоторое время в груди болит сильнее, чем болело из-за Сэма. На самом деле неважно, что Бен ему не родной сын, главное – он ему сын во всем остальном. И, может, Дин не эксперт в любви, но он знает, что его чувство к Лизе – самое близкое к любви из того, что он может испытывать.
– Спасибо, – говорит он.
Два шага – и руки отца обнимают его. Когда это было в последний раз – годы назад – отец был еще жив. Но сейчас ощущения те же. Даже лучше. Стиснув рубашку отца в кулаках, он обнимает крепче. Неизвестно, будет ли еще возможность.
– Ты хороший человек, сынок,– говорит ему отец.– Я горжусь тобой.
Дин закрывает глаза и чувствует, как по щекам текут слезы. Эти слова, сказанные отцом, всегда были, как бриллианты – такие же ценные. И также доставались тяжким трудом. А может быть, разум просто дурачит его. Может быть, его подсознание говорит ему то, что он хочет услышать. Бальзам для израненной души. Но ему так не кажется – ощущения реальнее, чем во сне.
– Я скучаю по нему, папа, – шепчет Дин.
Отец отодвигает его, но удерживает на вытянутых руках, большие ладони сжимают плечи Дина. Эту улыбку Дин помнит с детства – именно такую он всегда видел до той ночи. В последний раз отец улыбнулся так в ту ночь, когда умерла мама
– Твой брат – боец.
День 271-й
– Не могу поверить, что мы этим занимаемся. Знаешь, нам ведь уже не по девятнадцать, – говорит Лиза, немного ерзая, когда смотрит на него снизу, лежа в кузове пикапа. В лунном свете ее улыбка почти сияет.
Колени, конечно же, напоминают ему о возрасте – они уже протестуют – но Дин не позволяет им остановить его. Он подмигивает Лизе, зависнув над ней:
– Некоторые вещи со временем становятся только лучше.
Лиза закатывает глаза.
– О Боже! – ее губы подрагивают в улыбке. – Докажи мне, что ты не просто так болтаешь.
Дин скользит руками под ее рубашку, медленно ее задирая. Кожа Лизы под его ладонями теплая и гладкая. Когда его пальцы касаются кружева бюстгальтера, он улыбается:
– Ну, если бы ты показала свои сиськи, мне бы вообще не пришлось говорить.
Его ладонь сдвигается чуть выше.
Она хватает его за запястье, не позволяя двинуться дальше.
– Вторая база? Ты еще даже не добежал до первой, – она вытягивает его руку и не отпускает. – Это мошенничество.
– Но я уже добежал до первой, помнишь?– говорит он. – В кино. Я точно помню, что у твоего языка вкус мармеладных мишек.
Лиза улыбается и игриво отталкивает его руку прочь.
– Это был твой язык. И в любом случае, это было часа два назад. – Она одергивает рубашку. – Срок действия тех поцелуев уже истек.
– Ха, истек? – Дин наклоняет голову, легонько проводя губами по ее щеке. Он чувствует, что Лиза улыбается. Склонившись ниже, он шепчет ей на ухо:
– Думаю, это значит, что я должен начать сначала.
Он чувствует ее кивок и улыбается ей в щеку. Глубоко, всей грудью вдыхает ее запах. Она не пользуется духами, и ему это нравится. Подняв голову, Дин встречается с ней взглядом и ухмыляется.
– Мне это по силам, – говорит он и целует ее.
+++
Еще до того, как узнать, что он может позволить себе думать о будущем, Дин, бывало, пытался себе это представить. Иногда у него была семья: жена, дети, собака – жизнь, окруженная белым заборчиком и наполненная благословенной нормальностью. А иногда были лишь он и Сэм. Мчались по дорогам, плыли по течению, охотились – жизнь в окружении сияющей черной стали, наполненная непрекращающейся борьбой.
Теперь он знает, что в своих снах ждал Сэма. Ждал, что тот появится и скажет, что с ним все в порядке. Что все будет в порядке.
Но его нет, и не будет. Целиком, по крайней мере. Для Дина «в порядке» значило бы, что его брат вернулся.
Хотя все хорошо. Лучше, чем он ожидал. И этот сон ему больше не снится.
К сожалению, не я автор этого фика, но мне до слез обидно, когда замечают только грязь и порок, вместо надежды и света.
Название: Возвращение к жизни. (Coming back to life)
Автор: gatorgrrrl
Ссылка на оригинал:gatorgrrrl.livejournal.com/217672.html#cutid1
Переводчик: Araphel
Бета: Юленька, Маленькая сосна
Рейтинг: R
Пейринг: Дин/Лиза
Время действия (спойлеры): События происходят в течение года между сериями 5.22 и 6.01. АУ-ПОВ
Краткое содержание: Когда Дин появляется у Лизы на пороге, чтобы сдержать обещание, данное Сэму, он совершенно сломлен. Во снах его снова и снова посещают люди из прошлого, и у каждого есть что-то важное для него. Со временем он учится принимать нынешнюю жизнь, а не держаться за утраченную.
От автора: Написано для spn_reversebang. Работа с Naisica была честью для меня и удовольствием. Пожалуйста, не забудьте отметить ее великолепный арт тут.
Отказ от прав: Все права на героев принадлежат создателям сериала, права на сюжет фика - автору. Ни автор? ни переводчик коммерческой выгоды не извлекают.
День 6-й.
Когда Дин был ребенком, он часто сползал на дно ванны, делал выдох и, хотя мыльная вода жгла глаза, смотрел, как поднимаются к поверхности воды пузырьки, унося с собой воздух.
А он держался, глядел, как проносится через толщу воды последний пузырь, и легкие начинали гореть. И все же он не двигался. Несмотря на боль, ему было хорошо. Несмотря на жжение в груди, на резкие пульсирующие удары в висках, словно взывающие к нему: дыши. Ему нравилось это ощущение опасности, на грани потери сознания. Нравилась постепенно поглощающая его чернота и сама мысль о том, что если он потеряет сознание, то первый же непроизвольный вдох будет полон воды. Один вздох отделял его от смерти.
Он и сейчас тонет, стоя на пороге Лизиного дома. Тонет в горе, во тьме, в воспоминаниях. Каждый вдох будто наполняет легкие водой.
Он понимает руку и стучит.
+++
Похоже, будет дождь.
Темнеет предгрозовое небо, клубы дорожной пыли вдали танцуют, словно живые. У края посыпанной гравием дорожки цепляются за жизнь увядающие травинки. На том конце дорожки на клочке земли разбросаны старые надгробия. Он в давно заброшенном саду камней.
Тишина. Дует ветер, но Дин не чувствует этого. По земле несутся опавшие листья. Ветви деревьев сплетаются друг с другом. Ни звука.
Над головой вспыхивает молния, но последовавший за ней раскат грома не слышен – Дин ощущает его, когда под ладонями дрожит машина.
Какое-то время он наблюдает за разыгравшейся бурей. Он кого-то ждет. Не знает кого именно, но, наверное, поймет, как только увидит.
Тишину нарушает громкий голос с оттенком мрачного изумления.
– Неужели это Дин Винчестер – ученик палача?
Голос знаком – Дин никогда его не забудет. Но он ждал не его. Стискивая зубы от ярости он поворачивается к гостю лицом.
Аластер. Одно лишь имя ощущается как наказание.
Аластер улыбается – он все еще в теле педиатра – осматривается, изучает обстановку.
– Хорошее место. Мне нравится, – он снова поворачивается к Дину. – Очень… символично.
– Ты мертв, – говорит Дин. – Сэм тебя убил.
– Человеческий разум – мощная штука. Когда находится в правильной башке. Твой брат… – Он замолкает, оставляя мысль незаконченной.
– Что с ним? – спрашивает Дин, в голосе сквозит отчаяние. Он слишком поздно вспоминает, что нужно было уточнить, о каком брате идет речь. Но для него всегда существовал только Сэм. Для Адама никогда не было места.
Еще одна вспышка молнии, еще один раскат бесшумного грома. Дует ветер, но волосы Аластера не шевелятся. Воздух вокруг них неподвижен.
– Сэм – это развлечение. Цирк уродов для других уродов. Они собираются вокруг, чтобы поглазеть. Тычут в него палками. Колотят ими по клетке, – он стучит пальцем по лбу, – тем не менее, его рассудок крепок. Сэм отталкивает их и в то же время страстно желает их крови.
– Неужели он…? – голос не слушается Дина. Он видит улыбку Аластера. Этот ублюдок может читать его мысли. Всегда мог.
– Что ты хочешь услышать? – спрашивает Аластер. – Да? Или нет? – Он встречается взглядом с Дином. Улыбка становится шире.
На самом деле, Дин не уверен. Возможно, ничего. Нет, он хочет услышать правду. Конечно, демоны лгут, но любимое оружие Аластера – правда.
– Правду, – повторяет Аластер, цокая языком. Похоже, он подбирает слова. Подходит ближе. Глаза сверкают как молнии. Он оказывается рядом с Дином, слишком близко, и у Дина мелькает воспоминание. Воспоминания. Много воспоминаний. Вспыхнувший было страх сменяется гневом
Но уже слишком поздно – Аластер заметил. Наклонившись, он обнюхивает шею Дина, затем поднимает на него глаза. Они черные.
– Правда в том, – говорит он, – что Сэм находится именно там, где хочет быть. Там, где должен. В клетке с Люцифером, вымаливая у него объедки. Но боюсь, Люци положил глаз на своего брата. Бедный Сэмми чахнет.
Он прижимается бедрами к паху Дина и улыбается.
– Ты знаешь, каково это, Дин, не правда ли? Желать то, чего не должен. Чувство разочарования, нужды, – он обхватывает рукой затылок Дина и притягивает его ближе. Дин пытается сопротивляться, но не может. Руками он все еще опирается на машину, закрывает глаза при следующих словах Аластера, влажно и тепло скользящих в его ухо. – Именно это и сделало тебя таким хорошим учеником. Пытки душ высвободили все, что… – он облизывает ухо Дина, – … подавлялось. Каждый взмах твоего ножа, каждая полоска кожи, содранная тобой. Кто-то другой платил за твои грязные грешки.
Дин плюет ему в лицо и отталкивает. Вокруг них все еще бушует безмолвная буря. Он собирает остатки мужества, и ему удается выдавить:
– Я никогда не был счастливее, чем когда пытал тебя.
Он смотрит, как губы демона медленно изгибаются в улыбке. Видит, как его глаза становятся нормальными, когда тот мимоходом вытирает плевок Дина с щеки. Смотрит, как Аластер открывает рот, и ждет его слов. Он уже знает, какими они будут.
– Сэм не хочет, чтоб его спасали, – говорит Аластер.
День 32-й
Они вместе сидят на заднем крыльце, наблюдая, как догорает день. Бен в доме смотрит телевизор, из открытых окон доносятся обрывки детской передачи.
– Сэм мертв, – очень тихо произносит Дин. Он впервые заговорил с ней. Он здесь уже почти месяц.
Конечно, Лиза уже знает – Дин иногда разговаривает во сне. Если удается уснуть. Вообще-то, он говорит много чего, но чаще всего – о брате.
Солнце почти село, когда начинает пищать таймер на духовке – ужин готов.
Она ставит перед Дином тарелку и смотрит, как тот ест. Его стакан почти пуст. Наконец-то он ест, – думает она, – а не только пьет. Наконец-то пользуется стаканом. Было время, когда он не заморачивался посудой, если мог напиться быстрее, прямо из бутылки.
Он съедает все. Допивает, что было в стакане. Кивает Бену, когда тот рассказывает о школе.
Потом убирает со стола. Прогоняет Лизу и Бена из кухни и моет посуду. У них есть посудомоечная машина, но Дин моет руками, горячая вода почти обжигает, кожа краснеет, пальцы в мыльной пене.
Она наблюдает за ним. Смотрит, пока ей не становится больно от одного только взгляда на то, как он трет руки обратной стороной губки. Смотрит, как он вглядывается в темноту за окном, словно ищет кого-то.
Она понимает, что так оно и есть.
+++
Она в том же теле, что и прежде, когда он поцеловал ее.
– Вот те раз! – говорит она, красные губы четко выговаривают каждое слово. – Дин Винчестер. Как приятно видеть тебя снова! – она смеривает его взглядом. Улыбается. – Честно!
– Увы, не могу сказать того же, – отвечает он. Прошлая их встреча – второй самый кошмарный день в его жизни.
– Не будь таким букой, – дуется она. Ее безупречная грудь едва не вываливается из маленького черного платья. Демоны перекрестка всегда такие, какими ты хочешь их видеть, именно так они получают то, чего хотят. Но она не то, чего он хочет. Даже близко. – Я думала, мы что-то друг для друга да значим.
– Средство для достижения цели, – отвечает Дин. – И только.
Она поднимает бровь.
– Твоей цели, – говорит она ровно, – как правило.
Дин не отвечает.
– Хотя, вижу, не срослось. – Смотрит на небо, потом снова на Дина: – Высокопоставленные друзья.
– Я хочу заключить сделку.
Он знает, что тратит время впустую, но раз уж она здесь, стоит попытаться. Ему нечего терять.
Ее глаза расширяются от удивления.
– Это хорошо,– она чуть улыбается, упираясь руками в бедра. – Это должно быть интересно.
Она уже знает, что он скажет. Должна знать. Но Дин все равно произносит вслух:
– Сэм. Верни мне его!
Она склоняет голову набок.
– Сэм, Сэм, Сэм, Сэм. Поговаривают, он делит жилплощадь с Люцифером.
Даже сейчас слова причиняют острую боль. Видеть, как этот ублюдок смотрит на него глазами брата…
– Да, – отвечает Дин. Он задыхается от этого слова. Снова сверкает молния, яркая и резкая. От беззвучного удара грома под ногами дрожит земля.
– И ты думаешь, я могу освободить его? – она смеется, качая головой. Ветер создает воронку, и листья кружат вокруг них, но это лишь видимость – воздух пугающе неподвижен. – О, Дин. По-прежнему столько оптимизма. Я-то думала, ты хоть немного поумнел.
Он нервно ухмыляется. Его напускная храбрость осыпается, как шелуха.
– Считай меня безнадежным романтиком.
Она подходит ближе. С такого расстояния ему видно красный отблеск в ее глазах.
– Ну, – говорит она, выдыхая слова ему в губы, – ты почти прав.
Она делает шаг назад и проходит мимо. Ему приходится повернуться, чтобы видеть ее.
– И? – спрашивает он.
Она насмешливо улыбается.
– Что «и»? Я не могу помочь тебе.
– Тогда кто может? – он чувствует, как отчаяние овладевает им, когтями рвет ему душу – давно привычное ощущение. – Скажи мне, черт возьми!
Она пожимает плечами.
– Никто.
Дин чувствует, как отчаянье в нем уступает место ярости.
– К черту! Теперь, когда Люцифер снова под замком, кто-то должен здесь всем заправлять!
Еще одна улыбка.
– Да.
– Кто? – спрашивает Дин. – Я хочу знать.
Она усмехается.
– Некто, изменивший методы работы. Это значит – никаких сделок без его письменного согласия. – Она закатывает глаза и тяжело вздыхает: – Чертовски много бумажек, но парень бюрократ.
Она делает шаг вперед, проводит пальцем вниз по рубашке Дина и тянет за шлевку.
– Кроме того, он никогда не одобрит сделку. Предупредил в первый же день на работе.
Дин сжимает кулаки. Ее близость вызывает слишком много воспоминаний. Прошло не так много времени с тех пор, как Сэм лежал, разлагаясь, на грязном матрасе. А сейчас…
– Скажи, как его зовут. Я хочу с ним поговорить.
Она качает головой.
– Только по предварительной записи. И, боюсь, у него плотный график. Ты, конечно, можешь записаться, но придется ждать вечность.
Она смеется над своей шуткой.
Он отрывает ее руку от своего пояса, стискивая запястье. Другой вынимает демонский нож из внутреннего кармана. Заносит его, молнии отражаются на лезвии.
Она пытается отпрянуть, но его захват удерживает ее на месте. Она настороженно смотрит на лезвие, потом переводит взгляд на Дина. Ее страх не имеет смысла, но доставляет удовольствие.
– Я говорю тебе правду, – говорит она.– Спроси любого. Никто не согласится.
Когда Дин выпускает ей кишки, в ее черепе вспыхивает свет. Так не должно быть – она уже мертва. Но видеть его все еще приятно. Он подхватывает оседающее тело.
Затем она открывает глаза, вопросительно поднимает брови и скучающим тоном спрашивает:
– Полегчало?
День 53-й
Догорает очередной день – еще один мысленный жирный крест в календаре. От многочасового чтения его глаза покраснели. Древние книги, с их чертовым мелким шрифтом. Слишком много страниц ни о чем.
Он занимает себя рутинной работой: дом прибран, машина Лизы на подъездной дорожке блестит как новенькая, трава аккуратно подстрижена, а шатающиеся перила укреплены.
Осталось только постирать. Дин заглядывает в стиральную машинку: одежда Лизы и Бена, банные и кухонные полотенца – повседневные вещи.
Лиза пользуется жидким «Тайдом». Медленными круговыми движениями он выливает в бак половину колпачка. Как и обещали в рекламе, пахнет приятно. Ничего похожего на средства из общественных прачечных – стиральный порошок по $1.75 за пачку, пахнущий как мыло в туалете на заправке.
Свои вещи он здесь не стирает. Относит их на угол, скармливает автомату четвертаки и, старясь не думать, смотрит, как крутится одежда. Иногда пропускает по стаканчику с парнем, работающим в прачечной.
Одежда Сэма все еще в багажнике.
+++
То же кладбище. Так же собирается дождь. То же ожидание.
Ему кажется, что слышен гул двигателя, под безмолвным небом низкий ровный звук разносится далеко. Повернув голову, Дин смотрит на дорогу. Она уходит в никуда, исчезая в клубах пыли. Там пусто. Звук, который ему послышался, оказался лишь плодом воображения.
И все же он всматривается в даль: чувствует, что кто-то приближается.
Бесшумно скользя по гравию, из пыли появляется оранжевый «Мустанг». Дин щурится, пытаясь хоть что-то разглядеть через ветровое стекло, но все, что он видит, – это отражение неба.
Машина останавливается в опасной близости к заднему бамперу «Импалы». Двигатель работает, а Дин просто стоит и ждет.
Когда открывается дверь со стороны водителя, Дин выпрямляется, непроизвольно сжимая кулаки. Он знает, кто это.
Она выбирается из машины и улыбается ему.
– Привет, Дин.
Его пронзает гнев, жжет нутро, раскаляя добела, но это лучше, чем ничего не чувствовать. – Руби.
Она хлопает дверцей, но звука не слышно.
– Соскучился?
Ее блузка порвана в том месте, где он вспорол ей живот. Хотя крови нет. Странно, судя по тому, что у нее хватало крови на многочисленные кормежки Сэма, на ране она должна быть.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.
Она идет к нему. Дин может видеть ее в этой клетке из человеческой плоти. Настоящую Руби. Он помнит ее облик с того раза, когда стал видеть демонов перед кончиной. Конечно, все они на одно лицо, но некоторых не забыть.
– Вот ты мне и скажи, – отвечает она. – Это твой сон.
Значит, ему все снится. В глубине души он всегда это знал, но все равно разочарован. Все впустую.
– Сэм, – он не знает, почему произнес имя брата, но только оно их объединяет. Сэм был нужен обоим, но по разным причинам. В конце концов, она выиграла, а Дин проиграл.
Она улыбается, в ее глазах тоска по прошлому. Это невыносимо. Хочется дать ей пощечину, хочется схватить за горло и почувствовать, как под пальцами ломается трахея. Но демона так не убить, к тому же, она уже мертва. Интересно, почему ему постоянно снятся мертвые демоны?
– Маленький отважный Сэмми. Он так старался оставаться стойким оловянным солдатиком. Но, в конце концов, согласился. Принял Люцифера с распростертыми объятиями. – Она смеется. – И ты ему позволил.
– Заткнись.
– Сэм, Люцифер и Михаил. Им уютно в клетке, – говорит она. – Теперь «тройничок» вроде как обретает новый смысл, как считаешь?
– Я сказал, заткнись.
Если это сон, то он хочет проснуться. Немедленно.
– Знаешь, Люцифер рассказал мне о себе и Михаиле. Старший брат, младший брат, – она подмигивает. – Больше, чем братья. – Улыбка становится развратной. – Знакомо звучит?
– Пошла ты.
Он подходит к багажнику, роется в кармане в поисках ключа. Снова слышит ее смех.
– То, что вы оба оказались превосходными сосудами, – не просто судьба, – продолжает она. – Подумай об этом.
Нож там, где он его оставил. Дин ощущает его тяжесть в ладони.
– Возможно, Михаил прямо сейчас срывает свои ангельские боксеры, как думаешь? Тесное помещение. Наедине с крошкой-братом. Тут от ненависти до любви один шаг. Все это напряжение… если ты улавливаешь, о чем я. И Сэмми тоже. Еще одна оскверненная душа, нуждающаяся… в очищении.
Нож входит легко, глубоко и правильно. Он проворачивает его, разрывая что-то внутри, лицо искажается от ненависти. Она задыхается, пальцы слабо цепляются за его рукава. Хотя, чего-то недостает: нет вспышки света внутри черепа, нет последнего отчаянного рывка сущности. Ему отказано в удовольствии видеть, как она выгорает изнутри.
Руби смеется:
– Ты сказал «нет» ради него. – Нож в ее груди – просто бесполезная фантазия. – Думаешь, он сказал «да» ради тебя?
Она хохочет, сотрясаясь всем телом.
Он швыряет ее на землю. Удерживает ее коленями и отрезает ей язык, вырезает гортань. Крови по-прежнему нет.
А она все смеется.
День 98-й
На обед Дин жарит шоколадные оладьи и картошку фри. Он щедро наполняет тем и другим две тарелки и усаживается напротив Бена. На столе между ними бутылки кленового сиропа и кетчупа. Бен смотрит, как Дин берет сначала одну бутылку, потом другую и кривится, когда кетчуп и сироп немного смешиваются.
– Что? – Дин сжимает бутылку кетчупа, с ее кончика срывается большая капля и падает в лужу сиропа.
– Ничего.
Вилкой Бен отодвигает оладьи от картошки, пока те не свешиваются с края тарелки.
Дин поднимается и идет на кухню. Возвращается с новой тарелкой. Ловким движением подхватывает тарелку Бена, стряхивает картошку фри на вторую и обе ставит на стол.
Усевшись на место, берет вилку и начинает есть.
Бен смотрит на свои тарелки, потом на Дина.
– Спасибо.
Дин проглатывает кусок оладьи.
– Мой брат… – говорит он и замолкает. Он выглядит так, словно мыслями совсем в другом месте, и перестает жевать. Потом чуть встряхивает головой и снова переводит взгляд на Бена. – В твоем возрасте ему тоже не нравилось, когда разная еда смешивалась.
Бен помнит, что брата Дина зовут Сэм. Он хочет спросить о нем, но не спрашивает.
+++
Она просто появляется. Никакого взмаха крыльев, ничего подобного.
– Здравствуй, Дин.
Анна. Он не слишком удивлен. Если ему в голову пробрались демоны, то почему бы ангелам не сделать то же самое?
– Ты ведь понимаешь, что все это мне снится? – спрашивает он. – Все это ненастоящее.
Она с любопытством смотрит на него:
– Зачем ты мне это говоришь?
Дин пожимает плечами.
– Просто поддерживаю разговор.
– Зачем я здесь, Дин?
У нее тихий голос. Похожий на прежний, такой же, как до предательства.
Он смотрит на нее пару секунд.
– Потому что, – говорить почему-то трудно, – потому что когда-то ты выбрала быть человеком.
– Да, – кивает она и вздыхает. Ее взгляд устремлен вдаль, словно она вспоминает. Похоже, ангелы все же могут чувствовать.
– Почему?
Она встречается с ним взглядом.
– Я уже рассказывала тебе.
– Расскажи еще раз, – просит он. Ему нужно это услышать, потому что порой он забывает.
– Дин, – говорит она. – Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня.
Он колеблется. За плечом Анны торнадо из листьев. Они повисли там и кружатся в вечном безмолвии.
– О том, как быть человеком, – произносит он, разглядывая их. Если смотреть на них достаточно долго, они начинают казаться живыми. – О том, как быть живым. – Слова липнут к языку. Он снова переводит взгляд на нее. – Неужели так действительно лучше?
Уголки ее сжатых губ сочувственно приподнимаются.
– Да, – отвечает она без колебаний. – Да.
Дин скрипит зубами.
– Хотел бы я тебе верить, но…
Он помнит, как она убила Сэма. Помнит, как Михаил убил ее.
Похоже, ему снятся только покойники.
Она улыбается и касается ладонью его щеки.
– Главное – быть живым.
День 127-й
К тому времени, как Лиза просыпается утром, простыни аккуратно собраны и уложены в ящик за диваном. Можно подумать, что Дин пользуется ими только в те ночи, когда она встает, чтобы проверить его. Убедиться, что он все еще тут. Вряд ли он уйдет, не попрощавшись, но Лиза не уверена. Дин плывет по течению, ему не за что ухватиться, и она боится, что если его не удержать, он уплывет совсем.
Иногда она наблюдает за ним. Слушает его дыхание, смотрит, как он спит. Думает о том, как сильно хочет его, и от этого чувствует себя виноватой. Лиза видит, что он сломлен внутри, – она читает это в глазах Дина, даже сейчас. И все равно, все равно она его хочет. Хочет держать его в объятиях, целовать, ловить его дыхание, почувствовать его в себе.
Это похоже на постоянный зуд под кожей. Когда она видит себя в зеркале, то может поклясться, что все написано у нее на лице. Ей любопытно, знает ли он? И если знает, то заботит ли его это. Похоже, выпивка, книги и напряженная работа – вот и все, что его волнует, все, что им движет.
Лиза желает быть той, кто им движет. Хочет быть причиной, по которой он остался. Оставаться, потому что она позволяет ему, и оставаться, потому что он хочет сам, – не одно и тоже.
Прежде чем спуститься, она заглядывает к Бену. Тот спит мертвым сном, лежа на животе. Хоть кто-то из них способен спать всю ночь. Он с пугающей легкостью приспособился к новой жизни, жизни, в которой есть Дин. Ее пугает то, как Бен иногда смотрит на Дина. Она беспокоится, что готовность, с которой он принял Дина, приведет к болезненному разочарованию, когда все это закончится.
Если закончится.
Простыни расстелены, но Дина нет, и ее на мгновение затапливает паника. А потом она видит его у окна – он смотрит на улицу. Всегда смотрит на улицу. Лиза чувствует, что снова может дышать.
Она просто стоит там и смотрит на него. Слабый свет фонаря отбрасывает тень на пол. Дин босой.
– Здесь так тихо. Я и не знал, что мир может быть таким тихим, – его голос звучит иначе. Умиротворенно. Из него исчезли резкие нотки.
– Пойдем в постель, – она не собиралась этого говорить, но раз слова вырвались, она не сожалеет о них.
Дин отворачивается от окна и встречается с ней взглядом.
– Ты заслуживаешь лучшего, – говорит он.
Он изменился, это заметно даже в полумраке, или просто Лиза знает куда смотреть. Последние четыре месяца она провела, наблюдая за ним. Одежда уже не болтается на плечах. Не так резко выделяются скулы. В глазах стало чуть меньше пустоты. А может, это всего лишь ее воображение, может, она видит то, что хочет видеть, но ей так не кажется. Вчера она застала его смеющимся.
– Жаль, что ты не видишь того же, что и я, когда смотрю на тебя.
В темноте Дин удерживает ее взгляд. Между ними что-то меняется.
– Расскажи мне, – шепчет он, – расскажи мне, что ты видишь.
Мольба в его голосе рвет ей сердце.
– Пошли наверх, – говорит она, – и я покажу тебе.
Когда она просыпается снова, рядом пусто. Но простыни все еще пахнут сексом.
+++
– Дин, – приветствует его пастор Джим – давно не виделись.
Кажется, погода улучшилась: небо стало светлее, ветер утих, солнце на западе вот-вот покажется из-за туч.
– Прости, – говорит Дин.
Пастор Джим недоуменно морщит лоб:
– За что?
– За Мэг. Мы должны были остановить ее прежде, чем… – он не может закончить. Вспоминается церковь пастора Джима. Витражи и скамьи. Запах пыли и старой бумаги, и восковых свечей. В храме, где они играли в прятки, эхом отдается смех Сэма.
Джим машет рукой, как будто кровавая смерть ничего не значит.
– Это не твоя ошибка, сынок. На то была воля Божья.
Дин фыркает.
– Воля Божья! – скрыть сарказм в голосе не получается. – Ага, отлично. Господь – сволочь.
– Не говори так, – просит пастор Джим. Он выглядит неожиданно печальным.
Теперь Дин злится.
– Почему нет? Что хорошего он мне сделал?
Пастор Джим не отвечает, просто молча смотрит на Дина. Потом поднимает взгляд к небу, держа руку ладонью вверх, словно проверяет, не идет ли дождь. Когда он снова смотрит на Дина, печали больше нет. Его рука падает вдоль тела.
– Когда ты был маленьким, ты молился. За своего отца, за брата, за душу матери на небесах. Ты просил Бога защитить их.
Дин помнит. Их комната находилась рядом с комнатой пастора Джима. Сэм быстро засыпал в кровати, которую они делили на двоих, а он становился на колени. Он и не догадывался, что его слышали.
– Это было очень давно. До того, как я узнал, что Бог не слушает.
Пастор Джим слабо улыбается и засовывает руки в карманы.
– Он спасал тебя. И не раз.
– И что у меня осталось?– с жаром говорит Дин, разводя руками. – Вот. Ничего.
За пастором Джимом узкий луч света падает на землю и через секунду пропадает.
Пастор Джим качает головой.
– Нет, сынок. Это не так, и ты сам это знаешь.
– Сэм мертв, – тихо отвечает Дин. Это его аргумент на все случаи жизни. Даже во сне слова отдают горечью.
– Нет, это не так.
Он выглядит таким умиротворенным, что сердце Дина пускается вскачь.
– О чем ты? – от слов перехватывает дыхание. Вот оно, думает он. Это то, чего он ждал.
Пастор Джим улыбается. В его глазах доброта.
– Пока о Сэме помнят, он не умрет.
Дина накрывает волна разочарования, и он делает шаг назад, чтобы не упасть в грязь.
– Чушь! – его гнев снова растет, жжет горло. – Люди говорят себе это дерьмо, чтобы спокойно спать по ночам. Но я знаю разницу. Незабытый – не то же самое, что живой. – Он стискивает зубы, борясь со жгучими слезами: – Воспоминания – словно затяжная передозировка.
Пастор Джим не возмущен вспышкой Дина. Он ждет несколько секунд, потом говорит:
– Сэм не желал бы тебе такого…
У Дина хватает сил только на то, чтобы рассмеяться.
День 143-й
Он по-прежнему чувствует себя странно за рулем внедорожника. И когда отодвигает сидения назад, а не вперед, и когда толкает тележку по продуктовому магазину, пока Лиза сверяется со списком.
Дин замечает, как Бен пытается тайком от мамы сунуть в покупки упаковку шоколадного печенья «Орео»
– Это для Дина, – говорит Бен, когда она внимательно на него смотрит.
Лиза перехватывает взгляд Дина и улыбается. Дин улыбается в ответ. На мгновенье он почти забывает...
– Хитро придумал – отвечает Лиза Бену. – Положи обратно.
Бен большими глазами умоляюще смотрит на Дина, ожидая поддержки.
От этого взгляда в груди Дина что-то переворачивается.
– Прости, парень, – говорит он. – Ты слышал, что сказала мама.
Лицо Бена мрачнеет, плечи поникают, когда он кладет печенье обратно.
Они уже выходят из магазина, когда Дин говорит, что кое-что забыл. Он знает, Лиза решила, что он собирается купить пива, что он передумал после того, как чуть раньше она спросила его, не нуждается ли он в чем-то. Не хочет, а нуждается. Но Дин идет не за пивом. Больше никаких попоек до беспамятства. Это веха, думает он. Начало чего-то. Возможно.
Улыбаясь Дин возвращается, Лиза и Бен ждут его в машине. Подойдя, он через лобовое стекло видит странный взгляд Лизы.
Усевшись на водительское место, он ставит пакет на приборную доску и заводит двигатель. Напевая что-то из Зеппелинов, Дин разворачивает «Эксплорер».
Пластиковый пакет сминается, когда Лиза заглядывает внутрь.
– «Орео»? – В ее голосе слышны материнские интонации.
Дин улыбается, широко и легко. Он чувствует себя прекрасно.
– Двойная порция. Полагаю, раз уж меня обвиняют, то пусть будет за что. – Он смотрит в зеркало заднего вида. Бен ухмыляется ему в ответ.
Дин снова начинает напевать.
+++
Немного облачно, и, скорей всего, будет дождь. Дин запрокидывает голову, глядя, как по небу бегут облака. Время от времени в просветы выглядывает солнце. Хочется почувствовать его лучи на лице, но ничего не получается.
– Кастиэль передает привет.
Дин оборачивается на голос – там стоит Джимми Новак. Он все еще одет, как Кастиэль: с плеч тяжело свисает мятый плащ. Но в нем есть что-то, несомненно, человеческое. Дергая себя за воротник, Джимми смотрит на небо.
– Тебе не жарко?
– Не знаю, – отвечает Дин. – Трудно сказать.
Джимми встречается с ним взглядом и улыбается.
– Как и мне, – он пожимает плечами. – Это просто, чтобы что-то сказать.
Дин смотрит поверх него.
– А я думал, ты умер.
Улыбка Джимми гаснет.
– Боюсь, так оно и есть, – отвечает он. – А что, есть какие-то сомнения?
Дин пожимает плечами.
– Немного. Когда в городе появился Голод, казалось, что часть тебя осталась. – Он не на шутку раздражен. – Никогда не видел, чтобы Кас так ел. Это на самом деле выглядело неприлично.
Джимми скорчивает рожу.
– Представь это с моей точки зрения. Все происходящее… – он делает туманный жест, оставляя мысль незаконченной. – Но теперь все позади. Что бы там ни осталось, оно умерло. Люцифер позаботился об этом. Я снова свободен. – Он криво улыбается Дину. – Больше никаких бигмаков для крошки ангела.
Повисает молчание. Джимми подходит к Дину и опирается на крыло «Импалы» рядом с ним, их плечи почти соприкасаются. Минута идет за минутой. Дин не знает, сколько прошло времени. Здесь оно ничего не значит. Солнце скользит по надгробьям, их тени вытягиваются на траве. Странно, но это почти красиво.
– Завтра моей дочери исполняется одиннадцать, – нарушает тишину Джимми.– Моя жена устраивает ей бал принцесс, – он посмеивается, – мальчики не допускаются.
Дин поворачивает голову и смотрит на него, видит его улыбку, взгляд, устремленный вдаль. Скоро день рожденья у Бена, вспоминает он.
Вопрос срывается с губ непроизвольно.
– Ты сожалеешь? – Он знает, что ответил бы сам, уже ответил, после того, как заключил сделку ради Сэма. Но ему нужно услышать чужое мнение.
Джимми смотрит на Дина ясными голубыми глазами.
– Как можно? – отвечает он.– Они счастливы. Они в безопасности. Это все, чего я хотел.
День 181-й
Мама точно будет вне себя, но Бен готов поклясться, что это вина Дина. Конечно, не опрокинь он лампу, Дин так бы и не узнал о его затее, так что… Все равно это Дин виноват. Ведь именно из-за Дина маленький навес из покрывала на столе и стуле превратился в чудовищную крепость из одеял, занявшую всю гостиную.
Бросив последний изучающий взгляд на их пестрый тканевый форт, Бен опускает огромный пластиковый поднос на пол и становится на четвереньки. Сюда только три входа: из кухни, от входной двери и еще один из-под лестницы, но до него можно добраться только ползком, через лабиринт мебели и одеял, с другой стороны дома.
– Чувак, поторопись! – кричит Дин изнутри. – Я уже включил фильм!
– Иду! – Бен ухмыляется, когда ползет через туннель, толкая поднос перед собой. Внутри крепости темно, хотя благодаря Дину потолок ее выше, чем был бы, если бы Бен все это строил сам. А так его макушка не достает до крыши. Он не уверен, как мама отнесется к конструкции из вешалки и одеял, сооруженной Дином, но лично он считает, что получилось круто.
Взяв левее от кресла, он видит мерцание телевизора. Дин, вытянув ноги, сидит на полу, опираясь спиной на диван. Его освещает экран. Дин улыбается Бену. Потом, увидав поднос с закуской, говорит:
– Было бы неплохо, если б там оказалось что-то из свинины.
Бен закатывает глаза, толкает поднос по ковру к Дину и усаживается с другой стороны. Опершись на диван, он подхватывает пакет с чипсами и передает его Дину.
– Поверить не могу, что мама позволила тебе притащить это в дом.
Дин ухмыляется, затем открывает пакет, хруст пластика заглушает звук ДВД. Сунув руку внутрь, он захватывает полную горсть чипсов и запихивает их в рот. Он громко жует, и говорит с набитым ртом.
– Твоя мама, – его слова едва можно разобрать, – святая.
Он заканчивает жевать и глотает. В бледном свете экрана Бен видит, как меняется выражение лица Дина, его улыбка медленно тает. Дин вытирает пальцы о джинсы и тихо говорит:
– Она много для меня сделала.
Он отворачивается к телевизору, тянется за следующей порцией чипсов и рассеяно жует.
Бен просто смотрит на него. Прошло не так уж много времени с тех пор, как он, проснувшись, обнаружил Дина спящим на диване, и мама сказала, что Дин пока останется у них. Бен помнит груды пустых бутылок в мусорке и старые книги на журнальном столике. Помнит тихие голоса среди ночи и голову Дина у мамы на коленях – она сидит на диване и гладит его по волосам так же, как Бена, когда он болеет. Помнит, что Дин никогда не смеялся, и что его улыбка не задерживалась на лице.
Но теперь все иначе. Дин улыбается и… и он смеется. Он жарит оладьи в виде корявых цирковых животных и строит крепости из всех имеющихся в доме одеял и простыней. Ползает по гостиной в носках, слушает песни AC/DC, когда чинит машину, и наклеивает созвездия из светящихся в темноте звезд на потолок комнаты Бена.
Бен открывает банку коки с подноса и протягивает ее Дину.
– Я принес тебе выпить.
Дин смотрит на него.
– Спасибо, – благодарит он и берет банку. Придерживая петельку крышки рукой, делает долгий глоток. Затем выдает длинную отрыжку и подмигивает Бену.
– Когда-нибудь, – говорит он с улыбкой, – я научу тебя таким образом произносить алфавит.
+++
Сияет солнце. Зеленая трава аккуратно подстрижена. Деревья ожили и зазеленели, ветви легко покачиваются от ветерка. Между участками земли вьются тропинки, надгробья стоят, как часовые. Царящее безмолвие обступает его, отделяя от жизни.
– Дин.
Дин узнает голос. Не тот, которого он ждал, но так тоже хорошо.
– Папа.
Отец улыбается. Он выглядит так же, каким Дин видел его в последний раз, прежде чем тот исчез во вспышке света у Дьявольских ворот. Отец, которого помнит Дин, не забывает о нем.
– Рад видеть тебя, сынок.
Дин встает. Он чувствует на себе отцовский взгляд, и это вызывает из памяти тысячу нарушенных обещаний. Нечестно напоминать о них в такой прекрасный день.
– Он умер, папа,– говорит он ломающимся голосом. – Сэмми…
Договорить не получается. Даже сейчас, спустя столько времени, он по-прежнему задыхается от горя.
Улыбка отца гаснет. Он смотрит на небо и, закрыв глаза, стоит так, а время идет.
А потом мир постепенно впускает его. Дин чувствует тепло солнечных лучей на лице, слышит шепот ветра в ветвях, чувствует запах свежескошенной травы. Чувствует жизнь вокруг, даже в таком месте.
Он видит, как на лице отца медленно появляется улыбка.
Отец смотрит на него. Его взгляд ясен, яснее, чем Дин помнит, и внезапно его охватывает чувство покоя.
– У тебя прекрасная семья, – говорит отец.
От этих слов на глаза наворачиваются слезы. Уже некоторое время в груди болит сильнее, чем болело из-за Сэма. На самом деле неважно, что Бен ему не родной сын, главное – он ему сын во всем остальном. И, может, Дин не эксперт в любви, но он знает, что его чувство к Лизе – самое близкое к любви из того, что он может испытывать.
– Спасибо, – говорит он.
Два шага – и руки отца обнимают его. Когда это было в последний раз – годы назад – отец был еще жив. Но сейчас ощущения те же. Даже лучше. Стиснув рубашку отца в кулаках, он обнимает крепче. Неизвестно, будет ли еще возможность.
– Ты хороший человек, сынок,– говорит ему отец.– Я горжусь тобой.
Дин закрывает глаза и чувствует, как по щекам текут слезы. Эти слова, сказанные отцом, всегда были, как бриллианты – такие же ценные. И также доставались тяжким трудом. А может быть, разум просто дурачит его. Может быть, его подсознание говорит ему то, что он хочет услышать. Бальзам для израненной души. Но ему так не кажется – ощущения реальнее, чем во сне.
– Я скучаю по нему, папа, – шепчет Дин.
Отец отодвигает его, но удерживает на вытянутых руках, большие ладони сжимают плечи Дина. Эту улыбку Дин помнит с детства – именно такую он всегда видел до той ночи. В последний раз отец улыбнулся так в ту ночь, когда умерла мама
– Твой брат – боец.
День 271-й
– Не могу поверить, что мы этим занимаемся. Знаешь, нам ведь уже не по девятнадцать, – говорит Лиза, немного ерзая, когда смотрит на него снизу, лежа в кузове пикапа. В лунном свете ее улыбка почти сияет.
Колени, конечно же, напоминают ему о возрасте – они уже протестуют – но Дин не позволяет им остановить его. Он подмигивает Лизе, зависнув над ней:
– Некоторые вещи со временем становятся только лучше.
Лиза закатывает глаза.
– О Боже! – ее губы подрагивают в улыбке. – Докажи мне, что ты не просто так болтаешь.
Дин скользит руками под ее рубашку, медленно ее задирая. Кожа Лизы под его ладонями теплая и гладкая. Когда его пальцы касаются кружева бюстгальтера, он улыбается:
– Ну, если бы ты показала свои сиськи, мне бы вообще не пришлось говорить.
Его ладонь сдвигается чуть выше.
Она хватает его за запястье, не позволяя двинуться дальше.
– Вторая база? Ты еще даже не добежал до первой, – она вытягивает его руку и не отпускает. – Это мошенничество.
– Но я уже добежал до первой, помнишь?– говорит он. – В кино. Я точно помню, что у твоего языка вкус мармеладных мишек.
Лиза улыбается и игриво отталкивает его руку прочь.
– Это был твой язык. И в любом случае, это было часа два назад. – Она одергивает рубашку. – Срок действия тех поцелуев уже истек.
– Ха, истек? – Дин наклоняет голову, легонько проводя губами по ее щеке. Он чувствует, что Лиза улыбается. Склонившись ниже, он шепчет ей на ухо:
– Думаю, это значит, что я должен начать сначала.
Он чувствует ее кивок и улыбается ей в щеку. Глубоко, всей грудью вдыхает ее запах. Она не пользуется духами, и ему это нравится. Подняв голову, Дин встречается с ней взглядом и ухмыляется.
– Мне это по силам, – говорит он и целует ее.
+++
Еще до того, как узнать, что он может позволить себе думать о будущем, Дин, бывало, пытался себе это представить. Иногда у него была семья: жена, дети, собака – жизнь, окруженная белым заборчиком и наполненная благословенной нормальностью. А иногда были лишь он и Сэм. Мчались по дорогам, плыли по течению, охотились – жизнь в окружении сияющей черной стали, наполненная непрекращающейся борьбой.
Теперь он знает, что в своих снах ждал Сэма. Ждал, что тот появится и скажет, что с ним все в порядке. Что все будет в порядке.
Но его нет, и не будет. Целиком, по крайней мере. Для Дина «в порядке» значило бы, что его брат вернулся.
Хотя все хорошо. Лучше, чем он ожидал. И этот сон ему больше не снится.
пятница, 19 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Пост навеян вот этим
тыц
Да, это страшно.
А еще страшнее, когда родители, совершенно адекватные, действуя вроде как из лучших побуждений незаметно наносят травму своему ребенку.
читать дальше
Как сказала Людмила Богуш, известный специалист по Тайм-менеджменту: "Практически все рамки, запреты и ограничения нам задают родители - и это правильно. Их цель - защитить нас. Но только родители забывают сказать, что у этих правил есть свой срок, и то, чего нельзя делать четырехлетней девочке, можно, а иногда и нужно делать тридцатичетырехлетней женщине"
тыц
Да, это страшно.
А еще страшнее, когда родители, совершенно адекватные, действуя вроде как из лучших побуждений незаметно наносят травму своему ребенку.
читать дальше
Как сказала Людмила Богуш, известный специалист по Тайм-менеджменту: "Практически все рамки, запреты и ограничения нам задают родители - и это правильно. Их цель - защитить нас. Но только родители забывают сказать, что у этих правил есть свой срок, и то, чего нельзя делать четырехлетней девочке, можно, а иногда и нужно делать тридцатичетырехлетней женщине"
четверг, 18 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Соскучилась по Винчестерам. Пожалуй, надо пересмотреть четвертый-пятый сезоны. Может попустит.
А потом, когда все станет хорошо, еще, пожалуй и шестой пересмотрю - вдруг узрею новый смысл в этом телефанфике .
А потом, когда все станет хорошо, еще, пожалуй и шестой пересмотрю - вдруг узрею новый смысл в этом телефанфике .
среда, 17 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
| Твои крылья тебе подарят. |
Такое милое и нежное существо, как ты, надо ещё поискать. Однажды ты будешь идти по улице, напевая под нос любимую песенку, и вдруг из подворотни выйдет странный человек в длинном плаще и тёмных очках. «Что вам надо?» — испугаешься ты, но он только улыбнётся, приложит палец к губам и протянет тебе большую коробку в блестящей фиолетовой бумаге и с огромным белоснежным бантом. «Ой! Спасибо!» — обрадуешься ты и вдруг заметишь, что незнакомца и след простыл. Ты принесёшь коробку домой, откроешь её и увидишь, что в складках мягчайшей ткани там лежит пара ослепительно белых ангельских крыльев. Ты немедленно оденешь их, но никто даже не увидится, увидев тебя – все скажут, что так и должно быть, ангел всегда остаётся ангелом.  |
| Пройти тест |
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Понравилась песня
вторник, 16 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
А в Киеве, оказывается, ничего себе СПН-щики - сплошь известные ники.
Можно сказать, отсюдапошла земля Русская начинался фандом СПН, сайт Перекресток.
Можно сказать, отсюда
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
16.08.2011 в 12:47
Пишет Голландская рулетка:Шестнадцатое августа.
"Тот, кто ищет красоту, найдет ее."
Ян Чихольд, типограф, сказал, что «человек рождается зрячим, но наши глаза медленно раскрываются настолько, чтобы видеть красоту. Гораздо медленнее, чем принято считать.» Вы все, друзья, что-нибудь делаете — создаёте и творите. То есть ищете красоту, видите красоту, передаёте и создаёте красоту. Наверняка вы замечали, что когда начали рисовать сами, то стали по-другому смотреть на чужие работы. Видеть потенциал в чьих-то корявых первых пробах, и наоборот — ценить мастерство работы, которая прежде не затронула бы вас, не сумели бы разглядеть, а теперь замираете увидев издалека, а потом ещё час разглядываете, уткнувшись носом чуть не в самую раму, пытаясь понять: как? как это сделано, такое волшебство?!
Когда учишься делать сам, учишься и по-другому смотреть, другое видеть. Учась делать сам, учишься ценить чужую работу. Учась любить себя, учишься любить других людей. Если умеешь видеть красоту, то сразу везде — в городе, в природе, в своей душе, в картинах, в людях. Учиться смотреть можно начиная с любой стороны, ухватывай этот клубок за любой кончик нити, а уж красота заполнит и заполонит.
Рулетка запускается!
URL записи"Тот, кто ищет красоту, найдет ее."
Ян Чихольд, типограф, сказал, что «человек рождается зрячим, но наши глаза медленно раскрываются настолько, чтобы видеть красоту. Гораздо медленнее, чем принято считать.» Вы все, друзья, что-нибудь делаете — создаёте и творите. То есть ищете красоту, видите красоту, передаёте и создаёте красоту. Наверняка вы замечали, что когда начали рисовать сами, то стали по-другому смотреть на чужие работы. Видеть потенциал в чьих-то корявых первых пробах, и наоборот — ценить мастерство работы, которая прежде не затронула бы вас, не сумели бы разглядеть, а теперь замираете увидев издалека, а потом ещё час разглядываете, уткнувшись носом чуть не в самую раму, пытаясь понять: как? как это сделано, такое волшебство?!
Когда учишься делать сам, учишься и по-другому смотреть, другое видеть. Учась делать сам, учишься ценить чужую работу. Учась любить себя, учишься любить других людей. Если умеешь видеть красоту, то сразу везде — в городе, в природе, в своей душе, в картинах, в людях. Учиться смотреть можно начиная с любой стороны, ухватывай этот клубок за любой кончик нити, а уж красота заполнит и заполонит.
Рулетка запускается!
Может поэтому просто читатели судят и осуждают строже и резче, чем читатели-авторы?
суббота, 13 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
13.08.2011 в 04:39
Пишет Голландская рулетка:Тринадцатое августа
"Все — гении. Но если вы судите о рыбе по её способности лазить по деревьям, рыба проживёт всю жизнь, уверенная в собственной бездарности". - А. Эйнштейн
Есть старая поговорка, которую я слышала сначала в английском варианте. Звучит она примерно так: "Если вы яблоко, то, стараясь быть хорошим бананом, вы сможете быть только плохим яблоком". Или похожий вариант, из моего любимого "Дао Винни-Пуха" Б. Хоффа:
"Верблюд живет в пустыне, в саванне – Носорог". Казалось бы, все ясно, каждому свое место. Так нет же. На удивление, многие люди то и дело забывают об этом и пытаются впихнуть квадратные колышки в круглые отверстия, совершенно игнорируя Самопроизвольную естественность всех вещей, созданных природой".
Тут главное сохранить равновесие между "к этому не лежит душа" и "у меня это плохо получается, значит, это не моё". Последнее случается с каждым, начинающим новое дело, и сначала очень трудно понять, твоё ли оно. Нужно попытаться какое-то время, добиться хоть какого-то результата. Испытать этот неизведанный путь.
Тут помогают две вещи: сильное желание найти собственную природу и собственный способ жить, и поистине неистребимое упрямство, которое заставляет неусидчивых сидеть над любимым, пусть и сложным делом, заставляет невнимательных сфокусироваться на занятии, а разочаровавшимся даёт силы на вторую и последующие попытки.
Я согласна с Альбертом. Мы все гении. Главное тут - понять, "яблоко" ты, "банан", "рыба" или ещё кто.
Никогда ещё древний призыв "Познай себя" не звучал так настойчиво, как сейчас. Внутри нас действительно живёт желание раскрыться, быть кем-то, так что, я считаю, дело не в призывах и моде на индивидуальность, а в наших желаниях и уверенности в них.
Рулетка запускается!
URL записи"Все — гении. Но если вы судите о рыбе по её способности лазить по деревьям, рыба проживёт всю жизнь, уверенная в собственной бездарности". - А. Эйнштейн
Есть старая поговорка, которую я слышала сначала в английском варианте. Звучит она примерно так: "Если вы яблоко, то, стараясь быть хорошим бананом, вы сможете быть только плохим яблоком". Или похожий вариант, из моего любимого "Дао Винни-Пуха" Б. Хоффа:
"Верблюд живет в пустыне, в саванне – Носорог". Казалось бы, все ясно, каждому свое место. Так нет же. На удивление, многие люди то и дело забывают об этом и пытаются впихнуть квадратные колышки в круглые отверстия, совершенно игнорируя Самопроизвольную естественность всех вещей, созданных природой".
Тут главное сохранить равновесие между "к этому не лежит душа" и "у меня это плохо получается, значит, это не моё". Последнее случается с каждым, начинающим новое дело, и сначала очень трудно понять, твоё ли оно. Нужно попытаться какое-то время, добиться хоть какого-то результата. Испытать этот неизведанный путь.
Тут помогают две вещи: сильное желание найти собственную природу и собственный способ жить, и поистине неистребимое упрямство, которое заставляет неусидчивых сидеть над любимым, пусть и сложным делом, заставляет невнимательных сфокусироваться на занятии, а разочаровавшимся даёт силы на вторую и последующие попытки.
Я согласна с Альбертом. Мы все гении. Главное тут - понять, "яблоко" ты, "банан", "рыба" или ещё кто.
Никогда ещё древний призыв "Познай себя" не звучал так настойчиво, как сейчас. Внутри нас действительно живёт желание раскрыться, быть кем-то, так что, я считаю, дело не в призывах и моде на индивидуальность, а в наших желаниях и уверенности в них.
Рулетка запускается!
пятница, 12 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
а что, сбор заявок на 8 тур однострочников так и не состоялся? Я-то думала, приду и уже буду читать готовые работы.
четверг, 11 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
11.08.2011 в 05:18
Пишет Голландская рулетка:Одиннадцатое августа
"Я никогда не читаю. Только рассматриваю картинки." - Энди Уорхол
А я в музыке редко слушаю слова - в основном мелодии и инструменты. А кому-то неважно, что заложено в рукоделии, главное - сочетание цветов. Я это к чему? По-всякому хорошо. Каждый из нас зачем-то нужен в жизни, и то, что он делает здесь и сейчас, нужно, причем не только ему одному.
Я никогда не прочту книгу так, как прочтете ее вы. И музыку послушаю только так, как смогу я нынешняя. И живу я так же - так, как могу только я. Таким образом я уважаю себя (и других, потому что на них тоже работает). Это мое уважение окружающему миру и благодарность за то, что живу.
А вы как живете? Тоже с благодарностью и уважением - или как-то иначе? Мне кажется, именно это и интересно в людях. Остальное уже следствия.
Рулетка запускается!
URL записи"Я никогда не читаю. Только рассматриваю картинки." - Энди Уорхол
А я в музыке редко слушаю слова - в основном мелодии и инструменты. А кому-то неважно, что заложено в рукоделии, главное - сочетание цветов. Я это к чему? По-всякому хорошо. Каждый из нас зачем-то нужен в жизни, и то, что он делает здесь и сейчас, нужно, причем не только ему одному.
Я никогда не прочту книгу так, как прочтете ее вы. И музыку послушаю только так, как смогу я нынешняя. И живу я так же - так, как могу только я. Таким образом я уважаю себя (и других, потому что на них тоже работает). Это мое уважение окружающему миру и благодарность за то, что живу.
А вы как живете? Тоже с благодарностью и уважением - или как-то иначе? Мне кажется, именно это и интересно в людях. Остальное уже следствия.
Рулетка запускается!
вторник, 09 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Ваш социотип: этико-сенсорный интроверт - "Драйзер"
Социотип Вашего дуала: логико-интуитивный экстраверт - "Джек"
Нафиг надо - без понятия
Социотип Вашего дуала: логико-интуитивный экстраверт - "Джек"
Нафиг надо - без понятия
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
03.08.2011 в 09:42
Пишет Saindra:По пиву, киевляне
Всем кто в Киеве - 13 августа, в субботу в 18.00 "Пивариум" Победы, 31 (метро Политехнический университет) - я закажу столик заранее. Там живая музыка - но программы на август еще нет, кто будет - не знаю. Если будут изменения в планах - то пишите.
Пост будет подниматься, уж не обессудьте
Перепост приветствуется, гостям столицы всегда рады.
URL записиВсем кто в Киеве - 13 августа, в субботу в 18.00 "Пивариум" Победы, 31 (метро Политехнический университет) - я закажу столик заранее. Там живая музыка - но программы на август еще нет, кто будет - не знаю. Если будут изменения в планах - то пишите.
Пост будет подниматься, уж не обессудьте
Сайтик www.pivarium.com.ua - можете глянуть афишу и меню. Пиво там отличное, мне нравится рисовое
Будет выступать кавер-группа Carte Blanche. Ребята играют рок, блюз, старые эстрадные хиты в своей аранжировке. Начало выступления - 21.00, концерт продлится до 23.45.
Перепост приветствуется, гостям столицы всегда рады.
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
понедельник, 08 августа 2011
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
08.08.2011 в 13:43
Пишет Голландская рулетка:Восьмое августа
"Единственное, что ты можешь забрать с собой, - это искусство." (Энди Уорхол)
Остин Клеон — это художник и поэт, автор сборника Newspaper Blackout Poems. В марте 2011 года в своем блоге он сформулировал 10 правил эффективного творчества, которые мгновенно его прославили. Елена Демидова перевела этот манифест о жизни, работе, интернете, общении и творчестве, а мы хотим поделиться им с вами.
1. Кради как художник
Каждому художнику приходится отвечать на вопрос, откуда он берет свои идеи. Честный художник ответит: «Я ворую их». Вот и все, что можно об этом сказать. Это понимает каждый художник.
Есть 3 слова, которые вселяют в меня надежду всякий раз, когда я их читаю.
Нет ничего оригинального. Об этом было сказано еще в Библии: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Экк 1:9). В любом новом проекте смешаны элементы старых идей или просто изменяется одна из них.
Дальше!
Рулетка запускается!
URL записи"Единственное, что ты можешь забрать с собой, - это искусство." (Энди Уорхол)
Остин Клеон — это художник и поэт, автор сборника Newspaper Blackout Poems. В марте 2011 года в своем блоге он сформулировал 10 правил эффективного творчества, которые мгновенно его прославили. Елена Демидова перевела этот манифест о жизни, работе, интернете, общении и творчестве, а мы хотим поделиться им с вами.
1. Кради как художник
Каждому художнику приходится отвечать на вопрос, откуда он берет свои идеи. Честный художник ответит: «Я ворую их». Вот и все, что можно об этом сказать. Это понимает каждый художник.
Есть 3 слова, которые вселяют в меня надежду всякий раз, когда я их читаю.
Нет ничего оригинального. Об этом было сказано еще в Библии: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Экк 1:9). В любом новом проекте смешаны элементы старых идей или просто изменяется одна из них.
Дальше!
Рулетка запускается!
воскресенье, 07 августа 2011
20:29
Доступ к записи ограничен
Задумчиво почесав хвост о песок, Дженсен подобрался ближе (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра